Костры Тосканы - [131]

— Эй, уважаемые, кто из вас фра Каталине? Дело мое срочное и отлагательства не терпит. Ну же, любезные братья, я жду! — Голос его, усиленный эхом, раскатился по всей церкви и возымел нужное действие: из конторки выскочил плотный востроглазый монах.

— Не шумите, я занят, — напустился он на ожидавшую братию, — и, пока не заполню свидетельства, никого не приму.

— Тысяча извинений, фра Каталине. Это я осмелился вас позвать, — Ракоци бесцеремонно растолкал ожидающих и приблизился к рассерженному доминиканцу.

Фра Каталине с любопытством воззрился на расфранченного чужеземца.

— Кто вы, сын мой?

— Жермен Ракоци, — представился незнакомец. — Я пришел забрать у вас тело Деметриче Воландри. Она умерла прошлой ночью в какой-то тюрьме.

— Забрать тело? — недовольно переспросил фра Каталине. — Пожалуйста, но… после сожжения.

— Что? — Ракоци побледнел. — А почему не сейчас? Какой смысл в этой задержке?

Доминиканец вздохнул.

— Никакого, но тел здесь уже нет. Их увезли час назад. Вы опоздали.

— И куда же? — Голос чужеземца был тих, но у фра Каталине от страха похолодела спина, а остальные монахи, крестясь, отшатнулись.

— На… на площадь Синьории, — пробормотал фра Каталине, опуская глаза. — Наш настоятель, благословенный Савонарола, распорядился сжечь тела всех умерших грешников вместе с живыми еретиками.

Ракоци закрыл глаза. Гнев, боль и отчаяние помутили его сознание. В нем вспыхнуло бешеное желание убивать.

Жизнь каждого из поджавшихся в кучку монахов повисла на волоске. Он знал, что сумеет справиться с ними, но… секунда-другая — и вспышка прошла. Долг перед Деметриче призывал его оставаться спокойным.

— Синьор чужеземец, — в дрожащем тенорке фра Каталине послышались нотки сочувствия, — вы потом сможете забрать ее пепел. Вряд ли наш настоятель наложит на это запрет.

Ракоци резко развернулся на каблуках, монахи шарахнулись в стороны. Не глядя на них, он поспешно двинулся к выходу. Мысли его путались, однако в них брезжило нечто, на подъезде к палаццо да Сан-Джермано оформившееся в подобие туманного плана — достаточно авантюрного, но имевшего шансы увенчаться успехом.

— Как быть, если опять что-то не сложится? — спросил Руджиеро.

Ракоци покачал головой.

— Тогда, мой друг, ты немедленно покинешь Флоренцию, прихватив с собой холсты Боттичелли. Возьмешь Гелату, она вынослива и надежна.

— А вы? — Слуга знал ответ, но не спросить не мог.

— Лошадь мне не понадобится. Если Деметриче сожгут, я умру.

* * *

Письмо сестры Мерседе к Джироламо Савонароле.

С чистым сердцем и светлыми помыслами настоятельница монастыря Сакро-Инфанте шлет свои приветствия Джироламо Савонароле, настоятелю флорентийского собора Сан-Марко.

У меня нет желания обременять вас лишней докукой, однако я все же должна обратиться к вам прежде, чем ситуация сделается совсем уж неразрешимой. Завтра вашими попечениями на площади Синьории возгорятся костры, сожигающие еретиков во имя славы Господней. Что ж, на все воля Божия, и чему быть, тому быть. Меня же сейчас очень заботит состояние одной из наших монахинь — Эстасии, сестры, приобщенной к тайнам Господним, которой вы повелели явиться на площадь, дабы она поведала всем собравшимся о своих видениях и восславила происходящее в хвалебных молитвах.

Досточтимый приор, я смиренно прошу вас отменить свой приказ. Вы по своему обыкновению можете счесть, что мной движет ревность к получившей широкую известность сестре, уверяю вас — это не так. Я стала монахиней совсем не затем, чтобы снискать славу и почести, моя жизнь отдана служению Богу. Удивительные способности сестры Эстасии привлекли внимание верующих к нашему монастырю, способствуя его расширению, что даровало нам возможность протянуть руку помощи еще большему числу страждущих и нуждающихся, чему я несказанно рада.

Однако, досточтимый приор, позвольте вам сообщить, что в последнее время сестра Эстасия много постилась и очень ослабла. Ее обуревают противоречивые чувства, толкая подчас на странные действия, божественный промысел в каковых узреть весьма нелегко. Прошлой ночью, к примеру, она сорвала с себя всю одежду и принялась хлестать себя плетью столь яростно, что я попыталась ее унять. Сестра с грубой бранью, привести здесь которую я просто не в силах, обрушилась на меня и заявила, что демоны все еще являются к ней и что она не видит другого способа с ними бороться.

Я очень опасаюсь, что вид ревущего пламени и крики гибнущих без покаяния грешников могут ввергнуть сестру Эстасию в состояние, способное причинить много вреда как ей самой, так и тем, кто увидит ее и услышит.

Вспомните, как вела она себя перед тем, как принять монашеский сан, и вы получите полное представление о том, что может произойти. Ее разум мутится, ее душа пребывает в смятении, и за вспышками благочестия следуют припадки отчаяния, сопровождаемые безумными выходками, каковые я также не берусь сейчас описать. Молитесь за нее, досточтимый приор, но не подвергайте несчастную столь тяжкому испытанию. Сандро Филипепи, заехавший к нам на прошлой неделе, очень обеспокоился ее самочувствием. Будучи кузеном сестры Эстасии, он жил с ней долгое время бок о бок и повидал всякое. Он, будьте уверены, не стал бы волноваться по пустякам.