Костры на башнях - [28]
— Ладно, Тариэл. Молодец, что предупредил. Надо будет с этим разобраться.
…Утро было прохладное, с белоснежных гор струился свежий воздух и наполнял легкие. Хорошо как! В палисаднике благоухало. Лиза любила цветы — они росли везде, а под окнами кирпичного дома цвели белые розы.
Алексей Соколов постоял недолго, зажмурившись от удовольствия: в такое чудесное утро не верится, что наступит знойный день и будет невыносимо душно.
Вдруг раздался выстрел. Что-то горячее больно толкнуло Соколова в грудь. Он удивленно посмотрел туда, откуда прозвучал выстрел, и упал. В глубине соседнего сада мелькнула чья-то тень. Следом раздался топот коня; залаяли собаки — соседские и те, что подальше: они, казалось, передавали друг другу тревожную весть.
Прошло тринадцать лет.
Лиза была довольна, что смогла без мужа вырастить сына хорошим, чутким человеком, не эгоистом, как это часто случается с теми матерями, которые рано теряют мужей и приносят своему единственному чаду себя в жертву. Лиза не была строга к сыну, но и не позволяла себе всякого рода сюсюканья с ребенком. Решение Виктора жениться оказалось для нее внезапным: в ее глазах он все еще был ребенком. Да и выбор сына поначалу не одобрила: чем-то Надя ее настораживала. Однако смирилась, никогда потом не упрекала сына: были бы они счастливы, любили бы друг друга. Непонятным казалось поведение невестки: внимательная, ласковая, она проявляла необъяснимое упрямство там, где не нужно. Ну, чего ради она позволяет Азамату ее провожать? С какой стати? Когда Лиза спросила о том сноху, та возбужденно ответила:
— Мама! Что вы?.. — Надя удивленно захлопала длинными ресницами. — Как вы могли подумать такое?
— Ничего такого я не думаю. — Лизу бросило в жар оттого, что разговор принял такой неприятный оборот. — Мне неприятно, что ты позволяешь ему себя провожать — вот и все.
— Но позвольте, мама, в чем моя вина? Мы с Азаматом работаем в одной школе. Скажите, что в этом плохого, если иной раз он провожает меня домой? А в кино, кстати, ходили мы не вдвоем, а группой. Не думала, что окажусь в таком нелепом положении. Обычные нормальные взаимоотношения двух коллег восприняты вами так превратно.
Очевидно, сноха хотела сказать все это иначе: вам-то, современной женщине, жене секретаря райкома партии, разве подобает придерживаться отсталых кавказских взглядов. Это, мол, раньше, до революции…
— Вам ли объяснять, время сейчас иное, — сказала Надя.
— Во все времена, — ответила Лиза, — к человеку предъявляется одна мерка. Оставаться человеком. И не делать того, от чего будет потом стыдно…
— Значит, вы считаете, что я…
— Я хочу сказать, — оборвала ее Лиза, — долго еще их род будет трепать мои нервы?!
— Старшие в ссоре, значит, и детям друг на друга таить зло?..
— Поступай как знаешь, — устало вымолвила Лиза. — В такой ситуации я бы повела себя иначе. Меня возмущает не то, что ты пошла в кино. Совсем от другого мне больно и обидно. Да что говорить, если ты понять меня не желаешь.
— Ну почему же вы так… — Голос у Нади дрогнул, глаза наполнились слезами. — Но и вы должны понять. Нельзя всех одной меркой… под одну мерку, — поправилась она. — Дядька мерзавец — да. Нет его. Ушло то время безвозвратно. В чем вина Азамата?
— Ладно. Оставим этот разговор.
— Вот видите. Обвинить его вам не в чем.
— Время какое, а он… здоровый мужчина…
— Разве вы не знаете? — посмотрела Надя на свекровь с недоверием. — На фронт его не берут из-за врожденного порока сердца. Даже от физкультуры был освобожден.
— На все у тебя есть оправдание. — Лизе было неприятно и то, как умело невестка защищала Азамата и как находила веские доводы: все, выходит, о нем знает, стало быть, откровенничают. И сгоряча чуть было не выпалила: всевышний карает их поганый род! Но промолчала.
Неприятный осадок остался от того разговора. Может быть, и она, Лиза, в чем-то не права? Ни к чему хорошему не приведет ее излишняя злобливость. И прав Виктор, как-то упрекнувший мать:
— Нельзя, мама, требовать от Нади того, что испытываешь сама к Азамату и вообще к Татархановым.
На самом деле, откуда взяться ненависти у Нади!
Какой уже день Лиза встает чуть свет и берется за тщательную уборку, как будто кто-то за ночь насорил, набезобразничал и в доме у нее — вверх дном. Какое-то странное испытывала она чувство, ей казалось, что очень скоро наступит войне конец и вернется в отчий дом сын. Она упрямо не хотела понять того, что происходило вокруг, не воспринимала нелепые, по ее разумению, утверждения людей, будто немцы совсем близко. Нет, говорит она, быть того не может, чтобы допустили фашистов в глубь страны. Но поверить пришлось: потянулись на юг обозы беженцев, отправлялись за Каспий.
Она старалась занять себя и, если не бывала на дежурстве в больнице, где работала и по сей день, находила себе дело, чтобы отвлечься от тревожных мыслей: вновь и вновь убирала в доме, поливала цветы, которые продолжала разводить в палисаднике, подметала во дворе.
И на этот раз Виктор застал мать с веником в руке.
— Боже! Ты ли это, сынок? — Она выронила веник, протянула к сыну руки, а шагнуть к нему не смогла: ноги то ли одеревенели, не слушались, то ли приросли к земле.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.