Костры на башнях - [16]
— Восхождение на Эльбрус — это школа мужества! — сказал с пафосом Виктор. — Лишь покорив самую высокую кавказскую вершину, можно мечтать о Тянь-Шане, Памире, Гималаях.
— Виктор нас вначале ошпарил кипятком, а потом бросил в ледяную воду, — высказался Конрад.
— Это он закалял нас, как металл, — взял Виктора под защиту Карл. — Скажу о себе — я готов. С тобой, Виктор, пожалуйста!
Комбинат выделил автобус, и после завтрака отправились по Военно-Грузинской дороге. Доехали до Дарьяльского ущелья и остановились. Поднялись к гранитному валуну, называемому в народе «ермоловским камнем». Рассказывали горцы о том, что на этом камне вроде бы русский генерал Ермолов подписал мирный договор с дагестанским ханом. Конрад бросился со своей неизменной «лейкой» фотографировать величественный ледниковый валун.
Что-то вдруг Виктору стало не правиться в поведении гостей: показалось, что они проявляют излишнее любопытство к дорогам, ущельям, рекам, долинам и даже к «ермоловскому камню». Более пристальней наблюдал за Конрадом: каким-то неестественным, нарочитым показалось его веселье, а восторженные слова — не искренними. «Ну что ты носишься со своей «лейкой»?! — хотелось спросить его. — Что ты все фотографируешь и фотографируешь без конца? И то, что нужно, и то, что не нужно, — щелк да щелк. Неужели тебе все это правится? Все интересно на самом деле? Остановись, угомонись…»
— Наш Виктор что-то загрустил, — обратил внимание Карл Карстен на смену настроения проводника. — Свалились мы тебе на голову как снег. А у тебя свои дела. Так?
— Он скучает по молодой красивой жене, — пошутил Конрад.
«И я, оказывается, нахожусь под пристальным наблюдением гостей, — подумал Виктор. — Это надо учесть и быть осторожней».
— Нет, нет, все нормально! И дела, и жена подождут.
И Виктор, взобравшись на скалу, с жаром продекламировал:
— Это Лермонтов? Хорошо! — Карл, видать, был доволен переменой, которая произошла с Виктором.
«Так ли это? — что-то и о Карстене мешало Виктору думать хорошо. — Неужели и у него далекие от спорта задачи?»
Конрад же продолжал самозабвенно фотографировать и восхищенно восклицал:
— Яволь! Очень интересно. Красиво. Зер гут! — Он и Карл свободно говорили по-русски. — Когда вернусь в Германию, — продолжал Конрад, — непременно расскажу своим соотечественникам. Удивительный край! Швейцария. Цюрих. Я сделаю сотни фотографий. Пусть смотрят, как здесь красиво. Зер гут! К вам будут приезжать много туристов.
«А что ты скажешь, чудак, когда мы поднимемся в высокогорное селение Ларису? — усмехнулся про себя Виктор, обретая как бы прежнее, менее настороженное, без подозрений, расположение к гостям. — Наверно, там, в Ларисе, он, Конрад, лишится от сказочного великолепия дара речи: живописнее этого уголка не найти на всем белом свете!»
Проезжая мимо сторожевых башен, Конрад осведомился:
— Я слышал, на этих башнях горцы зажигают костры, когда оповещают друг друга об опасности. Это так, Виктор?
— Да, — отозвался он и спросил: — Вы интересуетесь Кавказом? Бытом горцев, да?
— Кавказ — удивительная страна! — неопределенно ответил Конрад.
Вернулся Виктор с гостями довольно поздно; задержаться пришлось и в гостинице.
— Виктор, я никогда не забуду эту поездку, — произнес Карл Карстен с искренним восторгом; он, будучи навеселе, неуклюже топтался перед ним.
Дело в том, что в животноводческом совхозе имени Алексея Соколова, куда Виктор возил во второй половине дня немецких спортсменов, встретили их по горскому обычаю, не только хлебом и солью. За столом ходили бездонные рога, одним из которых можно было напоить, пожалуй, сразу всех гостей. А тут требовалось осилить одному — класть на стол нельзя, пока не выпил до дна. К таким дозам, естественно, немцы не были привычны и быстро захмелели.
В гостинице каждому гостю хотелось сказать Виктору что-то приятное; подходили к нему, торжественно пожимали руку, благодарили за приятно проведенный день.
— По-кавказски! Зер гут!
И конечно, клялись в дружеском расположении к нему.
— Виктор, — трезвее других был Конрад, — скажи, Алексей Соколов — твой папаша? Он — герой революции? Наверное, очень приятно бывать в том хозяйстве?
— Конечно, — смутился он.
— Интересно! Очень интересно. Совхоз имени Алексея Соколова, а ты — Виктор Соколов, — искренно удивлялся Конрад. — А чем мы прославимся? Кто о нас будет помнить? Что назовут нашим именем? И назовут ли? — Он твердой походкой направился к себе в номер.
…Дома было тихо. Горела над кроватью Нади ночная лампа. Она отложила книгу, когда Виктор переступил порог спальни.
— Обманщик, — выговаривала жена с нарочитой строгостью. — Не ты ли обещал прийти сегодня пораньше!
— Прости, милая, так получилось, — стал он оправдываться. — Ты ведь знаешь, из совхоза не просто вырваться.
Виктор снял пиджак, развязал галстук и добавил:
— Представляешь, горцы накачали немцев так, что они на ногах еле стояли.
— Какой ужас! — посочувствовала Надя. — Как же ты?
— Мои слова на горцев не действовали, — махнул рукой Виктор. — «Что они за мужчины, если не могут выпить хотя бы один рог! Почетный!..» А тостов, ты же знаешь, уйма!
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.