Костры на башнях - [10]

Шрифт
Интервал

Что же задело Азамата? То, что рассказывали о его, Виктора, отце и предали забвению его деда? Что же доброго сделал он людям?

— Неужели ты на самом деле ничего не знаешь о моем деде? — Азамат откусил кусок травинки и сплюнул брезгливо, — Ни за что не поверю! — Он поднялся и, сложив по-турецки ноги, сел и уставился с недоверием.

— Расскажи, если не секрет, — предложил Виктор и тоже поднялся. — Может быть, это государственная тайна… — Он, похоже, решил позлить сверстника.

— У деда моего никакой тайны не было. Все знали, кто он и какую пользу принес людям. И если бы жил… сколько бы еще сделал. А скажи, дома, заводы, которые построил дед, он взял с собой в могилу? Разве все это не осталось людям? — Азамат махнул рукой: чего, мол, доказывать, если тебя упорно не хотят понять.

Лицо его в черных волосах, густо заструившихся на смуглых раскрасневшихся щеках, было недовольным.

— Да какие это заводы! — бросил Виктор насмешливо. — Примитивные кустарные производства. Все держалось на горбе рабочих. По двенадцать, четырнадцать часов работали, — продолжал он без особого желания. — Эксплуатировал людей. И наживался.

Азамат минуту таращил глаза, удивленно приоткрыв рот с черными тонкими усами, потом ринулся в бой:

— Он нажил? Да, нажил? А где оно, богатство? — На тонкой шее вздулись вены.

Смешным, глуповатым показался он Виктору.

— Забрали, конечно. И земли и все остальное, как и у других богачей. А как иначе?

— Забрали. Было, значит, если забрали?! — Азамат полез бы, наверно, драться, да Виктор был здоровей физически и быстро скрутил бы его в бараний рог. — А что, скажи, взять у тех, кто ни себе, ни потомству? Видел, какие дома построили в центре Владикавказа? Разве только для себя купцы и прочие строили?

— За чужой счет, — не уступал Виктор.

— А комбинат кто строил? Люди! Учительницу послушать — только об отце твоем и толкует. Других не было. Ладно. Что без толку болтать. Кроме себя, никого больше не видите. — Он вскочил на ноги, схватил портфель и побежал, быстро перебирая длинными, костлявыми ногами.

После окончания школы совсем оборвалась их непрочная к концу учебы дружба, а при встрече они лишь сухо делились новостями, да и то не всегда.

Что касается Нади, то откуда ей было знать, что мать его, Виктора, с такой неприязнью относилась к Азамату, и простое провожание воспринимает как предательство или измену. А Виктор, естественно, воздержался что-либо по этому поводу сказать Наде, чтобы не показаться законченным ревнивцем.

Но однажды был поражен ее упреком.

— Знаешь, Виктор, каждый человек должен отвечать за свои поступки. Излишняя суровость, несправедливое отношение ни к чему хорошему не приводили и не приведут. Ну, скажи, в чем вина Азамата? Только в том, что дед его был баем, а дядька абреком? А он? Поверь, человек от недоверия к нему замыкается. Чувствует свою неполноценность. И может в конце концов на весь свет обозлиться. Вот ты из-за чего-то перестал с ним дружить? И мне не велишь поддерживать с ним нормальные товарищеские отношения. А между тем он очень хорошо о тебе отзывается. Ты можешь не объяснять, я ведь вижу…

— Согласись, уж если затеяла о нем разговор, — сдержанно возразил Виктор. — И он не все, очевидно, рассказал, а лишь то, что выгодно ему. Кстати, он не считает своего деда врагом. Напротив, этаким благотворителем.

— Может быть, — согласилась Надя. — Мы достаточно взрослые люди, чтобы во всем разобраться. Я вот колебалась, оттягивала, однако чувствую, должна рассказать тебе… Год назад посадили моего дядю. Брата моей мамы, — уточнила она. — Честнейший человек, председатель колхоза. А его как врага народа… И все, представляешь?! Сразу же изменилось отношение. Товарищи даже отвернулись от его семьи. У дяди два сына… Нет, Виктор, не могу я так. Работать в одной школе и не разговаривать, отворачиваться при встрече…

В тот день, когда началась война, Виктор встретил Азамата у военкомата. Он стоял подавленный. Виктор подошел к нему.

— Не взяли, — развел он руками. — Должно быть, мать моя… Ходила, обивала пороги…

— Напрасно на нее наговариваешь, — мягко упрекнул Виктор.

Он знал: не брали Азамата на фронт по состоянию здоровья — родился с врожденным пороком сердца. Его от физкультуры в школе освобождали.

— Кто-то и в войну должен учить наших детей, — подбодрил его Виктор.

…Утром, перед тем как покинуть дом, склонившись над спящим сынишкой, которому было тогда два годика, Виктор вдруг вспомнил слова жены, и ее слезы не показались такими глуповатыми, как ночью, когда они лежали в постели, сейчас именно о своей судьбе, о смерти почему-то подумал: неужто погибну и не увижу больше мальчонку? И повторится судьба сына Алексея Соколова, и он будет расти без отца, стало быть, без него, Виктора?

Через минуту-другую Виктор выкинет все эти мысли из головы, осудит себя: «Нет, так не годится раскисать — на правое дело идешь, ну-ка, выше голову! Мы еще повоюем, сынок, постоим за наших детей, жен, матерей, за нашу родную землю. Да как же иначе!»


…На перекрестке шофер остановил машину: улицу пересекал строй бойцов; впереди колонны шел молодой высокий командир. Всматриваясь в суровые лица проходящих мимо машины солдат, Виктор подумал: «Повернули вспять фашистов под Москвой, и в горах настигнет врага справедливое возмездие…»


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.