Костры Фламандии - [2]

Все ошарашенно уставились на Богдана Хмельницкого. Перехватив недоуменные взгляды офицеров, посол понял, что и для них решение генерального писаря тоже стало неожиданностью.

– Как, вы отказываетесь от участия в этой кампании?! – удивленно нахмурился де Брежи. – Но почему? В Париже при дворе о вас уже знают. Оговорено, что во Франции вы будете удостоены чина полевого маршала, то есть генерал-майора. Что, кстати, вполне соответствует чину наказного атамана – командующего казачьими войсками во Франции, которым жалует вас король Польши.

– Вести полки во Францию без тебя, Хмель? – покачал головой Сирко. – Это все равно, что привозить на чужбину два полка бездомных сирот.

Хмельницкий мрачно улыбнулся.

– Додумался же: «два полка бездомных сирот»! – снисходительно похлопал Сирко по плечу.

– Потому что так оно и есть.

– С тобой они сиротами не будут. Как не были ими с атаманами Сулимой и Кривоносом, с полковником Носковским.

Посол вопросительно взглянул на д’Артаньяна, словно требовал от него объяснения происходящего.

– Клянусь пером на шляпе гасконца, – многозначительно изрек лейтенант мушкетеров, предоставив де Брежи самому разгадывать, что скрывается за этой его ни к чему не обязывающей клятвой.

– Так что же все-таки произошло? – снова обратился граф де Брежи к полковнику Хмельницкому.

– У меня свои собственные планы, – уклончиво ответил Хмельницкий, не желая предавать их какому-либо обсуждению.

– Тогда признайтесь, что возникли они задолго до того, как вы дали согласие участвовать в переговорах с Мазарини.

– Охотно признаюсь в этом.

– То есть ваши планы настолько далекоидущие, что очень скоро может понадобиться серьезная поддержка первого министра Франции, как, впрочем, и ее главнокомандующего, – лукаво ухмыльнулся посол.

– Вы ожидали, что стану отрицать такую возможность?

– Вот тогда-то вы и попытаетесь воспользоваться личным знакомством с этими аристократами.

Хмельницкий ответил ему точно такой же лукавой ухмылкой и произнес:

– Но согласитесь, грех было не воспользоваться возможностью лично встретиться с этими влиятельными французами. Да и просто побывать в Париже.

– Оно и понятно.

– На этом разговор можно было бы и закончить. Но возникает один вопрос: а не приходило ли вам в голову, что это не я искал встречи с первым министром и главнокомандующим Франции, а они – со мной? И что не я, а эти господа рассчитывают на мою помощь как влиятельного казачьего командира?

Вместо того, чтобы сразу же ответить на вопросы полковника, граф де Брежи принялся наполнять еще далеко не опустошенные бокалы.

– Вот только высказывать в Варшаве или в Кракове эти версии вслух, – задумчиво произнес посол, – не советую. Поскольку сами по себе они тоже способны породить целую лавину домыслов и предположений. Причем некоторые из них могут привести вас даже на эшафот.

Полковник поиграл желваками и недовольно покряхтел. Он прекрасно понимал, что не должен обращаться к подобным доводам. Но ведь он уже высказал их послу Франции, притом что полковники Сирко и Гяур и так в курсе всех событий.

– Ваши слова следует воспринимать как угрозу? – негромко и как можно спокойнее поинтересовался генеральный писарь, не желая портить отношения с человеком, благодаря которому он, собственно, и смог побывать в Париже.

Я только потому и спровоцировал вас на эти откровения, – вежливо объяснил посол, – что хотел предупредить об опасности, которая уже нависает над вами.

2

Первый министр Франции кардинал Мазарини вышел из апартаментов королевы и, ни на кого не глядя, воинственно вскинув римский подбородок, прошел через официальную приемную.

Завидев его, кто-то подхватился, чтобы засвидетельствовать свое почтение, кто-то предпринял робкую попытку заговорить, однако на смугловатом, застывшем лице кардинала, каждая линия которого напоминала о его сицилийских корнях, насквозь пропитанных кровью гордых римлян и коварных мавров, не вздрогнула ни одна жилка.

Он буквально протаранил всю эту свору пробивающихся к королеве отставных министров, несостоявшихся алчных промышленников и разорившихся аристократов; вечно скулящих провинциальных чиновников и жаждущих благосклонности самой Анны Австрийской чужеземных проходимцев.

Он воинственно проутюжил эту разноликую стаю лакеев, словно кашалот – скопище анчоусов, и, пройдя по почти пустынным коридорам, скрылся в кабинете для официальных приемов.

Этот кабинет в королевском дворце Пале-Рояль, в котором Мазарини обычно принимал послов и министров, нравился ему куда меньше, чем рабочий кабинет в Лувре – более уютный, обжитый, где можно, хотя бы мысленно, уединиться и сосредоточиться. Тем не менее сегодня он должен быть здесь. Только что, буквально перед визитом к королеве, секретарь уведомил его, что на прием просится папский нунций. По рангу посол папы был куда выше всех остальных послов, и лишь чрезвычайные обстоятельства могли позволить первому министру какой бы то ни было католической страны, пусть даже Франции, отложить встречу с ним. Возможно, поэтому Мазарини отложил ее с явным удовольствием, сославшись на аудиенцию у королевы и прочие неотложные дела, вызванные войной с Испанией.