Костотряс - [41]

Вытянув шею и заглянув за угол, он почувствовал громадное облегчение. Над столом, заваленным линзами, рычагами и трубками, согнулся молодой китаец. Его спина была обращена к коридору, откуда за ним наблюдали двое чужаков. Все внимание азиат сосредоточил на каком-то предмете, остававшемся для них невидимым.

Руди сделал свирепый взмах рукой, давая Зику понять, чтобы тот стоял на своем месте и под страхом смерти не покидал его. Удивительно, как много он умел выразить при помощи нескольких пальцев.

Затем хромой вновь извлек из кармана нож, которым индейская принцесса его ранила. Лезвие уже подсохло, но под пленкой запекшейся крови поблескивал металл.

На парне у стола красовался длинный кожаный фартук. Спину его уродовал горб, на носу сидели очки. И он был лыс как коленка, если не считать длинной косицы. Интересно, есть у него дети? Он был достаточно взрослым, чтобы стать чьим-нибудь отцом. Зику внезапно подумалось, что ему, наверное, не больно-то и хочется нападать на людей.

Только вот осенило его слишком поздно. Потом Зик часто мучился мыслью: а если бы он сообразил вовремя, если бы догадался предупредить китайца… предупредил бы?

Но он не догадался.

Руди скользнул за спину человечка, взял его в захват и полоснул ножом по горлу, здоровой рукой зажав несчастному рот. Китаец пытался сопротивляться, однако нападение произошло слишком быстро для него.

Двое мужчин вертелись и кружились в смертельной схватке, как пара вальсирующих. Зика поразило, сколько при этом было крови — казалось, целые галлоны. Она багровым водопадом хлестала из раны, рассекшей горло жертвы от уха до уха. При каждом движении «танцоров» во все стороны разлетались брызги, орошая рычаги, трубки и линзы.

Мальчик сполз по дверному косяку и зажал рот ладонями, чтобы не закричать. Ему тут же вспомнилось, как Руди саданул его локтем, и десны снова закровоточили.

На миг он явственно ощутил вкус медно-красной жидкости, заляпавшей кожаный фартук китайца, размазанной по половицам двумя парами подошв, но вскоре осознал, что и боль, и кровь — его собственные.

От этого зрелище не стало менее омерзительным. Никуда не делись и рвотные позывы.

Однако сейчас на нем была маска, и снять ее означало обречь себя на смерть от удушья. Так что позывы пришлось проглотить вместе с желчью и потребностью извергнуть из себя невыносимую неведомую скверну.

Наконец труп обмяк в объятиях Руди, и бывший солдат пинками затолкал его под стол, за которым парень работал каких-то несколько минут назад. И лишь тогда Зик заметил, что китаец не имел при себе маски.

— Он… — выдавил мальчик и чуть не поперхнулся рвотой.

— Только не надо со мной сюсюкать, малой. Он бы сдал нас, не успев сказать: «Привет». А ну-ка, соберись! Нужно делать ноги, пока никто не обнаружил, что мы тут натворили.

— Он… — повторил попытку Зик. — Он был… на нем… на нем не было…

— Маски? — договорил за него Руди. — Да, ты прав. Мы свои тоже скоро снимем. Но не сейчас. Нас еще могут выгнать на поверхность, если будет погоня. — Шустро заковыляв к следующей двери, он добавил шепотом: — Лучше лишнее в маске побегать, чем остаться без нее в самый нужный момент.

— Верно, — сказал Зик. И поскорее произнес еще раз, не давая ходу рвоте: — Верно. Я… я с вами.

— Вот и молодец, — откликнулся Руди. — А теперь не отставай.

11

Одолев лестницу, Брайар очутилась в более или менее пустом помещении с укатанным, заметно просевшим полом. В центре комнаты земля умялась на фут с лишним, по краям — на дюйм или два. В кирпичной стене зияло жерло туннеля, по которому доставляли неведомо куда большие колесные вагонетки с углем.

Как ни удивительно, освещение в туннеле было вполне сносным. Не обнаружив иных путей отхода, Брайар припустила вдоль вереницы тележек, груженных черным топливом.

Рельсов в туннеле не оказалось, зато пол был хорошо укатан и местами вымощен камнем, чтобы вагонетки могли беспрепятственно перемещаться, — судя по цепям и рукоятям, вделанным в стены и тот же пол, их приводили в движение некие механизмы.

Между потолочными балками, на приличной высоте, была туго натянута перехваченная узлами веревками. С нее свисали стеклянные фонари под сетчатыми колпаками.

Брайар следовала за веревкой, словно по дорожке из хлебных крошек,[15] подгоняя себя изо всех сил. Оружие она по-прежнему держала перед собой и готова была применить его в любой момент, но пока винтовка только мешала бежать. Сам туннель явно пустовал, а китайцы если и преследовали ее, то без лишнего шума. Никаких ног, топочущих сзади, никакого тревожного эха; впереди — ни голосов, ни смеха, ни кашля.

Ярдов через пятьдесят коридор разделялся на четыре ветви, — очевидно, наверху им соответствовали какие-то учреждения или лавки. Все как один, ходы были завешены длинными полосками то ли кожи, то ли прорезиненной материи — такими же, как рядом с приснопамятной котельной.

Она по очереди заглянула в каждый туннель, чуток раздвинув занавески.

Два коридора были озарены светом; в двух царил мрак. В одном из освещенных метались отзвуки чьей-то перебранки. В другом — тишина. Брайар поспешно юркнула во второй, уповая на удачу. Однако через двадцать шагов коридор уперся в железную решетку, которая устояла бы и перед стадом слонов.