Костолом - [39]

— Вроде никого… Показалось.

Высунув нос на улицу, она бегло оглядывает подворье, для верности окликая невидимого гостя на «кыс-кыс», и вновь запирается.

— Всем троим не могло показаться, — возражает Ксения. — А звук был со стороны подвала. Где бетонный забор.

Вскакивает, отбрасывая полотенце в сторону, и бежит открывать заднюю дверь.

Выскочив на улицу, тщетно пытается рассмотреть следы на земле — под разбивающимися о щебёнку каплями даже в свете фонарика мобильного телефона ничего не видно. Разочарованно озирается, невольно скользнув глазами и по бетонной преграде, окрашенной дождём в тёмно-серый… С середины и до самой земли тянется грязный продолговатый след, совсем свежий — такой можно было оставить, если прыгать с забора, не рассчитав дистанцию. Ксения бежит в дом, надёжно запирает дверь и чуть не врезается в ожидающих её в полном недоумении дам.

— Мне кажется, к нам кто-то пробрался.

На мгновенье воцаряется тишина, а вопросы витают в воздухе: как? кто? откуда ты знаешь?

Раздаются шаги — подтверждая догадки, они мелкой дробью отбиваются по потолку. И тут же, следом за ними — другие.

— Они наверху, — шепчет Роза, машинально приложив палец к губам. — Пожарная лестница… Давно бы её спилила, но правила эксплуатации многокомнатных помещений коммерческого использования не позволяют.

И почему это Николай Николаевич не обратил внимания на тоненькую металлическую лесенку, ржавым ленточным червём свисающую вдоль задней, глухой стены здания?

Следующая серия шагов оповещает дам о том, что непрошенные гости уже на главной лестнице — обыскав третий этаж, а за ним и второй, они направляются вниз.

* * *

— Все свечки потушили? Проверьте ещё раз мобильники — чтоб звука не было.

Решили хорониться на кухне — под разделочным столом. Он широк и высок, под ним и семеро бы уместились. Кухонный отсек отделён от столовой зоны с трёх сторон тонюсенькой фанерной перегородкой с дверцей по центру, а с четвёртой стороны — окном раздачи. Дверь закрыта на шпингалет, но догадайся злоумышленник дёрнуть за ручку посильнее, и защёлка не выдержит — а может и вся фанерная конструкция падёт, оставив женщин загнанными в ловушку, без путей к отступлению. Мобильной связи по-прежнему нет. Пленницы, застигнутые врасплох в собственном доме, задерживают дыхание, как только топот двух пар ног слышится под дверями столовой. Двери эти изнутри не закрываются, поэтому долго ждать появления гостей не пришлось. Тут же раздаётся жуткий грохот — впотьмах, не вписавшись в проход между столами с грязной посудой, один из них сносит целое нагромождение оставшихся с завтрака кастрюль. Следом за грохотом звучит хлюпанье — наверное, этот кто-то ещё и вписался ногой в недоеденную за сумбурным завтраком кашу.

— Бля! Ищи везде: если их здесь нет — значит их вообще дома нет. — Голос одного из налётчиков уже совсем рядом.

— Точно. А все двери и калитки изнутри, по-твоему, кто закрыл? Они здесь! Даже свечи в холле ещё тёплые, — огрызается второй.

Судя по равноудаляющимся эхам шагов, двое решили разделиться. По звуку можно определить их перемещение — они обходят всё пространство столовой, заглядывают в хозблок и кладовые, наконец снова возвращаются к двери. Вдруг — тишина. Она может означать только одно — они общаются знаками. Словно почуяв неладное, дамы теснее жмутся друг к другу. От сидения под столом и колени, и спины затекли…

— Тююю, а кто тут у нас?

Рожу впотьмах толком не разглядеть — сперва она возникает в окошке раздачи, а следом широкая полоса промышленного фонаря слепит пленниц.

— Нашёл?

— Они здесь — иди-ка посмотри. Вцепились в свои мобильники — наверное ещё на что-то надеются. Не зря мы глушилку ставили!

* * *

Чтобы сломать перегородку, много усилий им не потребовалось. Первой попадается Роза — схватив за рукав кофты, её рывком вытягивают из-под стола и толчком в грудь швыряют на пол. Пока один возвышается над хозяйкой, не позволяя той подняться, второй берётся за Женьку. Дёрнув за запястье, он заставляет её закричать — ушибленное плечо отзывается острой болью. Не устояв на ногах, Женька приземляется рядом с тёткой. Когда очередь доходит до Ксюхи, та уже ни жива ни мертва. Оцепенев, она не сопротивляется и не поддаётся. Перед глазами проплывают события ушедшего дня. Вспоминается ощущение лёгкости, безмятежности, уверенности в себе, поглотившее её, когда она покидала дом Костолома. Это чувство было так невесомо — оно, как гелий, поднимало над землёй… Хотелось бы ощутить его снова. Нет — хотелось бы сродниться с ним, сделав его частью себя, а себя — частью чего-то бoльшего.

— Не трогай меня! — Голос Ксюхи звучит так злобно, что удивляются не только налётчики, но и товарки. — Никто не смеет меня трогать!

— Заткни её, а то что-то распизделась. — Первым из ступора выходит тот, что сторожит пленниц.

Второй указ усвоил и уже тянется к забившейся в дальний угол Ксюхе.

— Ай, блять, она меня укусила!

Он трясёт кистью в воздухе, нервно дуя на свежий укус. Ксюхе мерзко и противно — вкус чужой потной кожи проклятием оседает на эмали, но прятать зубки ещё рано. Она широко улыбается, демонстрируя настоящий звериный оскал.