Кости Луны - [6]

— Все гораздо сложнее, Каллен, — тихо и печально отозвался он. — Иногда и хэппи-энд случается.

— Да ну? Может, и случается — но очень редко. Торта еще хочешь? Пожалуйста, скажи «да».

— Конечно.

«Одну особу» звали Дрю Конрад. Ничего ж себе женское имечко. Но она работала фотомоделью, и это многое объясняло, по крайней мере для меня. Последнее время все мои знакомые мужчины переключились на фотомоделей. Мое определение фотомодели? В голове ни бум-бум, зато зубки хорошие.

— Чем она занимается в Италии, кроме позирования?

— А что, Каллен, тебе не нравятся фотомодели? Почему бы, кстати, самой не попробовать? Зарабатывала бы уж точно побольше, чем в этом своем журнале. Данные-то все налицо!

— Согласна, налицо, но я очень нервничаю, когда меня разглядывают. К тому же мне как-то не хочется всю жизнь позировать на капоте автомобиля в фиолетовых трусиках. Только посмотрите, парни, все это может быть ваше, если купите новый «фиат»! Какая залепуха. Я, конечно, не идеал, но залепухи бегу как огня. А фотомодели без этого шагу не ступить. Ой, прости, что так наезжаю на твою Дрю Конрад. Ну и какая она из себя?

Высокая брюнетка. Мы встретились на вечеринке в Милане.

— И?

— И… ну, в постели все путем.

— И?

Я впервые задалась вопросом, каков Дэнни в постели. По-моему, он догадался, с чего это я уставилась на него так сосредоточенно, потому что отвел глаза и заерзал на стуле.

Секс мне нравился. Еще мне нравилось мое алоэ в горшке и «Международная блинная». Хотя весь мой опыт интимного общения почему-то ассоциировался у меня с каким-нибудь новым киношедевром, от которого все без ума. Ты усаживаешься в зале, рассчитывая, надеясь, что это действительно будет о-го-го. Но вот на экране надпись: «Конец фильма» — и ты выходишь из кинотеатра, моргая от внезапного света, устало и немного разочарованно, недоумевая, из-за чего весь сыр-бор.

Лично моя постельная биография складывалась из эпизодов, грубо говоря, «кроличьих» и «вымогательских». Секса по-кроличьи — с угарным энтузиазмом, предсказуемостью и неоригинальностью — я накушалась очень быстро и воротила нос при первых же знакомых флюидах.

Что до вымогателей, то полку их лишь прибывало: марш в койку, а не то я впаду в депрессию до конца жизни… по крайней мере до утра. У Петера это выходило особенно убедительно, и каждый раз я ничего не могла с собой поделать.

Так вот, оценивая Дэнни по этой мерке, я понимала, что едва ли мне представится повод обвинить его в «кроличьем» или «вымогательском» подходе; но даже при самых теплых чувствах к нему определенные сомнения у меня оставались.

— Каллен, я что-нибудь не то сказал? — Да нет, ерунда. Просто я думала о сексе.

Он улыбнулся одними глазами и подмигнул — в жизни не видела такого обаятельного подмигивания.

— Каллен, окажись я с тобой в постели — просто растерялся бы. И знаешь почему? Я бы на тебя все глаза проглядел, ни на что большее меня бы уже не хватило.

Сказано это было с таким юмором и теплотой, что мне тут же захотелось встать и обнять его, крепко-крепко. Так я и сделала. Он тоже обнял меня, и я глазом не успела моргнуть, как уже ревела в три ручья.

— Я не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать.

Он покрепче сжал меня и стал гладить по затылку. Это было замечательное ощущение. И пахло от Дэнни очень по-мужски — зноем, одеколоном, потом, летней землей. Такой аромат навевает уют и тепло, суля на секунду-другую спасение от клацающих челюстей крокодила по имени жизнь.

Не поймите меня неправильно: аромат там или что, но с большинством мужчин обниматься — это все равно что припадать к надгробию, или же облапит, как шимпанзе. Мужчины либо «позволяют» вам обнимать их, либо норовят превратить это самое приятное из занятий в оргию.

Но не Дэнни Джеймс. Его ладони струились по моей спине невинными ручейками, и мне хотелось, чтобы те никогда не иссякли. Руки — это чудо; в них могут исчезать монеты, а еще они умеют разглаживать складки печали в мятых душах.

— Калли, ты плачешь, потому что тебе со мной грустно?

Я улыбнулась и уткнулась носом в его грудь. Его Речь, руки на моей спине, само его присутствие — такое чувство, словно кто-то открыл люк у меня на макушке и влил туда теплого молока, заполнив все тело до самой последней клеточки, насытив силой, витаминами, белизной.

Так я ему и сказала. Он хохотнул:

— Чем-чем, а стаканом молока меня еще не называли.

Минут через сорок он ощутил наконец разницу в часовых поясах и начал зевать. Я направила его в ванную и сказала, что, когда он там закончит, ему уже будет постелено на диване, чтобы сразу мог лечь. Через несколько минут он пришлепал в гостиную — в тапочках и симпатичной фланелевой пижаме размером с индейский вигвам.

— Все, постелено. Сейчас выйду, и можешь укладываться.

— Каллен, я буду спать с тобой. Не отнекивайся, все равно сейчас я ни на что не способен. Я приехал из такой дали специально, чтобы тебя увидеть, так что, пожалуйста, не надо этих игр. Обещаю быть паинькой, но спать будем вместе. Хорошо?

— Хорошо. — Я не могла поднять на него глаз, и сердце билось как бешеное.

— Прозвучало не слишком убедительно.

— Хорошо!!!