Кости - [107]

— Западный край, — произнес Майло. — Ладно, если там что-нибудь обнаружат, я готов изменить свое мнение.

— Вот именно. Пока что я предпочитаю Хака, — заявил Рид.

Я сказал:

— Меня, конечно, так же легко одурачить, как и любого другого, но все-таки Хак не кажется мне достаточно доминантным. Если он разыграл перед нами представление, почему же не обернул дело так, чтобы его отпустили? Сказал бы, мол, что ничего не знал. Вместо этого он поведал нам, что подозревал о готовящемся насилии, ничего об этом не сообщил и теперь чувствует себя виноватым. Мужик просто напрашивался на то, чтобы его арестовали.

— Возможно, это еще один хитрый план, — предположил Рид. — Сделать ставку на двойную ответственность за одно преступление: мы преждевременно выдвигаем ему обвинение, Валленбург устраивает свои адвокатские игры, вытаскивает его на свободу — и всё, больше нам до него не дотянуться.

Майло посмотрел на спящего Хака.

— Да, я могу представить, что Валленбург возвела подобный замок. А вот насчет Хака… Не знаю. Не настолько он хитроумен, Мо.

— Она его просто натаскала, лейтенант.

— Натаскала, конечно. Но всему же есть предел. И что-то с этим мужиком не то… Он исчезал на годы, мог бы и от нас куда дольше прятаться. Весь вопрос в том, можем ли мы поверить, что Симона настолько плохая девочка?

— Рискуя удариться в психоложество… — начал я.

Он улыбнулся.

— Ну?

— Страсть к боли — испытывать боль, причинять боль — подтверждается макияжем Симоны.

— Ну, она режет себя лезвиями, — припомнил Рид. — Предположительно.

— Она режет себя лезвиями, она морит себя голодом, она выросла с ущербной матерью, у нее полно амбиций, которые она не в силах удовлетворить. Это могло привести к серьезному искажению образа тела и эмоциональной глухоте. Иногда подобным людям требуется стимуляция крайне сильными раздражителями.

— Не испытываешь боли — не испытываешь милосердия, так? — спросил Майло. — Речь идет о запредельной жестокости, Алекс.

— Ну нашел же Аарон ту фотографию.

— Ой, зря она Аарону плату зажилила… — буркнул Рид.

— Предположим, Симона встретила Селену на вечеринке, — продолжил я, — затеяла сексуальные игры с нею и с Уэйром, и в конце концов познакомила Селену со своей семьей. Все могло начаться с поисков работы для подружки и попытки добиться расположения отца. Но потом, когда они с Уэйром разработали свой план, Селена оказалась идеальной жертвой.

— Живет одна, с родными не общается, возможно, ведет двойную жизнь… ну да, наверное, — согласился Рид.

— Кто бы ни убил Селену, ее использовали как приманку. Первые три трупа были спрятаны, а ее бросили на виду, да еще анонимно позвонили и сообщили о ее местонахождении. Оч-чень хотелось бы увидеть распечатку звонков с телефонов Симоны и Уэйра на тот момент. И Хака тоже. Это позволило бы сильно продвинуться в выяснении, кто тут замешан.

— Лейтенант, есть у нас основания для запроса к оператору?

— Дождусь восьми — позвоню Джону.

— Кости в шкатулке были еще одной приманкой, — теоретизировал я. — Если б вы их не обнаружили — не беда. Ну, а если б обнаружили — это еще один ход в игре.

— И вдобавок, — фыркнул Майло, — забавно, небось, баловаться с частями тела.

— И это тоже.

— То есть ты утверждаешь, — спросил Рид, — что Селена, по сути, была живым… точнее, неживым маячком, который навел нас на Вандеров?

— Которые исчезли, — дополнил я. — А тем временем Симона нанимает Аарона, чтобы просветить нас насчет Хака.

— Когда Хак оказался под подозрением, — сказал Майло, — мы обнаружили, что Вандеры пропали, и стали думать о маньяке-психопате со стариной Трэвисом в роли Пол Пота. Он к тому же очень кстати слинял. Черт, да если б его даже и не нашли, все равно Симона с Уэйром вне подозрений — и она оказывается законной наследницей ста тридцати миллионов баксов!

— Ста тридцати трех, — поправил Рид. — Но кто там их считает! Я лично даже представить себе не могу такую гору бабла.

— На что поспорим, Симона может? — отозвался я. — Особенно после того, как Уэйр просветил ее насчет размеров отцовского состояния. Я подозреваю, что план возник больше года назад — может быть, после того, как они убили и утопили Демору Монтут во время игр со связыванием, которые зашли чересчур далеко. А это привело к поискам новых уличных женщин и возникновению накатанной схемы.

— И кто же у них главный, Симона или Уэйр? — спросил Рид.

— Не знаю. Уэйру, по всей вероятности, нужны только деньги. А Симона хочет большего…

— То есть сто тридцать три лимона — это тебе не мотив? — поинтересовался Майло.

— Мотив, конечно, — сказал я, — но для Симоны важно еще и уничтожить конкурентку. Речь идет об идеальном ограблении.

— Чужая тетка, которая захапала себе папочку вместе с его баблом…

— И самого папочку тоже. За то что бросил.

— А что насчет Келвина?

— Конкурент за наследство, и чертовски талантливый вдобавок, — предположил я. — Вундеркинд, который дает концерты, в то время как сама Симона даже на работу толком устроиться не может. Отсюда — отрубленные руки и трупы, лежащие лицом на восток. Теоретически, конечно, это все тоже могут быть ложные улики — попытки выдать себя за сексуального маньяка. Но почему именно эти фирменные знаки? Нужно поговорить об их символическом значении…