О, Россия – дойная корова!
Кто тебя, мать, только не доил?!
Ты горячим слепней кормишь снова,
Чтоб тебя кусать хватало сил.
По твоей спине болючей плетью
Бестия коварная прошлась —
Злобное чумное лихолетье!
Кровь на ранах густо запеклась.
В свежей твердой памяти погосты,
И веночки у могил горой.
Спят в земле «герои» девяностых,
Долгожданный обрели покой.
Эти жертвы дьявольских понятий
Многое хотели получить,
И теперь гробы вместо кроватей,
И не выпить, и не закусить.
Может быть так чистится природа?
(Вор в законе далеко не Брамс).
И на пользу лихолетья годы?
А потом наступит ренессанс?
Из подполья вышла нетерпимость,
И порок стал кормчим, рулевым.
Этакой проверочкой на вшивость
Время с лиц стирает масок грим.
О, Россия – святости источник!
Твоей чистой и живой водой
Утоляют жажду вор и плотник,
И лукавый фельдшер Грабовой.
От душевной засухи спасаешь,
Помогаешь добрым ты и злым,
Работяг, лентяев согреваешь
В холода, как мать, теплом своим.
Скоро заживут твои лопатки,
Скоро легкий обморок пройдёт.
Время обмакнет кусочек ватки
В нашатырь и к носу поднесёт.
О, Россия – полигон бескрайний
Для экспериментов и афёр!
Цех широкий, экспериментальный,
Аферистов постоялый двор.
Мяли трон жестокие ребята.
В памяти ГУЛАГ большевиков.
И губили филиалы ада
Трудотерапией мужиков.
О, Россия – загнанная лошадь
На ретивых скачках мировых!
Ты упала – освистала площадь.
Только пена на губах твоих.
О, Россия – гончая собака!
Твой хозяин «фас»! кричал не раз.
Ты послушно ввязывалась в драку,
Рвал тебя, как грелку, снежный барс.
В памяти Чечня и финский холод,
И Афган с ландшафтами луны.
Погибал солдатик, был он молод,
Вспоминая мамины блины.
Недоступных ланей быстроногих
Ты пыталась в три прыжка догнать,
Африканских грызунов убогих
Лишь смогла в саванне отыскать.
Помним кукурузные долины
И застой с дешевеньким вином,
И машин горбатые кабины,
Очередь за импортным бельём,
Шум атеистических парадов,
Первомайский вальпургиев гвалт,
Море водки, тазики салатов,
Телик, полный пафосных тирад…
В памяти застойное болото:
Кризис власти, дефицита пир,
Кухонные бдения народа,
И запретный радио эфир.
Ровно в полночь Новгородцев Сева
Нам включал из Лондона хард-рок.
Забывал, где право, а где лево
Молодой советский паренёк.
Слушали запретные аккорды
От Ростова и до Воркуты.
И эфир глушили идиоты,
И Битлов нам портили скоты.
«Can’t buy me love!» – пел квартет буржуйский,
Затихал, в помехах утопал.
Слушал и балдел мальчишка русский,
Хоть слова совсем не понимал.
О, Россия – добрая слониха!
Где ты там, японский каракурт?
Под стопой слонихи вся Борвиха.
Хочется. Да пусть себе живут.
Лишь бы не мешали ей кормится,
Грязевые ванны принимать,
Лишь бы было, где от вьюг укрыться,
Лишь бы было, где детей рожать.
