Костер для сверчка - [140]

Он стоял, всматриваясь в обезображенное временем и разгульной жизнью лицо, медленно узнавая. Конечно! Это была она — Валерикова мамаша. Дважды она появлялась в его жизни, и всякий раз следом за ней приходило несчастье. Вот она вновь возникла, как черный вестник, но у него не было ненависти к ней. Чувствовала она это? Наверное. Потому без страха или смущения встала на его пути.

— Потолкуем.

Подбородок Ростиславовой спутницы дрогнул:

— Чего надо этой?..

— Не твое дело, киса. Не о тебе речь. — И к Пархомцеву. — Надо бы... без свидетелей.

— У меня нет от нее секретов.

— Ой ли? Ладно, тебе жить — тебе мучиться. Пил-Киртона засек?— Увидела по его глазам, что не ошиблась, пояснила. — Жапис — не по твою душу. А вот кто и где тебя караулит — знаю во всех подробностях. Но... за информацию, как теперь заведено, надо платить.

Разговаривая, она часто и сноровисто осматривалась.

— У меня нет денег. — Он грустно развел руками.

— Зато у барышни твоей имеются.

Не удержалась все же, подколола:

— По тебе красивше бабу следует. А эта, поди, тебе и цены настоящей не знает.

В приоткрытом рту дамы-оленя перламутрово блеснули зубы. Ростислав заспешил, предупреждая гнев спутницы:

—Напрасно вы так. Никакая она не моя — случайная попутчица. Об оплате—повторяю: у меня нет ни копейки.

Плохо скрытое недоверие пробежало волной по слою пудры, румян и крема.

— Как же. За дуру держишь?..

Взвизгнула фальцетом. — У нее на физиономии написано — хоть сейчас под тебя ляжет! Я барынек насквозь без телескопа вижу.

Дама-олень и Ростислав густо покраснели.

— Эй... — начал было он, но попутчица перебила его.

— Помолчи.

Быстро проверила карманы. Наличных оказалось негусто.

— Возьми! Здесь хватит.

Валерикова мамаша с победоносным видом приняла чековую карточку:

— Сколько?

— Пятнадцать.

— Кусков?!

— Разумеется. — Это «разумеется» было просто великолепным. — Ваша взяла.

Карточка исчезла меж складок бесформенного, платья.

— Цена что надо. За эту цену будет вам полный сервис, по классу люкс...

Через десять минут они знали все. Согласно последнему распоряжению Соратника ни их, ни Отца, о гибели которого Соратник еще не знал, не велено оставлять в живых.

— Что вы помните о письме, посланном моему отцу? — Старуха наморщила лоб.

— Кто его писал?

— Чего не знаю, того не знаю. Мне его передал Соратник... Столь же неопределенными были ее ответы на другие вопросы — К концу разговора Пархомцев убедился, что осведомленность матери Валерика исчерпывалась уже известными ему подробностями.

— Будете на могиле Змеегорыча, поклонитесь от меня.

— Поклонюсь. — Впервые размалеванная особа говорила без шутовства.

Он позволил себе проехаться на ее счёт:

— Как вы можете иметь дело с Соратникам, который убил Кадыла, извиняюсь, — Зиновия Егоровича — вашего родителя?

Реакции ее испугался не один он..

— Врешь!— Потом тише. — Разве убил не?..

— Это сделал Соратник! Я видел смерть Зиновия Егоровича собственными глазами...

— Та-а-ак. Спасибо за весточку от покойного. А теперь уходите, пока не заметил Жапис...

Ростислав и дама-олень скрылись за оградой стоянки.

Старуха проводила их остекленевшим взглядом. «Хорошо, доброе — за доброе. Пару часов форы я вам обещаю. Клянусь, что передам о встрече, с вами не раньше, чем через пару часов! И я знаю, кому передать в первую очередь... Чтобы вышло смешнее».

Камера была тесной. Треть помещения занимали, невесть зачем облицованные листами нержавеющей стали — словно то была не камера, а морг, — нары.

Валерик пересек камеру юзом. Чувствительно ударился лбом о чугунный радиатор отопления, также неуместного для спецпомещения полицейского участка. Квадратная фигура полицейского заняла собою проход. Наймушин умел подбирать кадры. «Слон» в форме работал кулаками так, как Валерику сроду не снилось.

— Раскормили тебя...

Стоять на четвереньках — унизительно, Подняться сразу не хватало сил. Ногти Валерика скребанули по скользкому, будто лед, железному полу и, сорвались.

Двуногий «слон» наблюдал за усилиями арестованного с полнейшим равнодушием. Вот он пожевал губами, изображая работу мысли. Мозги «слона» взвизгнули от напряжения. Или нет — это Валериковы пальцы повторно сорвались с края бронированных нар.

— Помоги встать.

Полицейский приблизится. Поднял Валерика одной рукой и... рубанул кулаком в живот...

Он корчился на полу. Плохо сознавал, как его раз за разом ставили на ноги, чтобы следом вышибить из него дух... Так продолжалось бесконечно долго. Пожалуй, впервые в жизни Валерик соскочил с наезженных рельс, больше не ориентируясь в пространстве и времени; не представляя, что его ожидает в ближайшие же минуты.

— Хорош... Буду говорить.

— А мне без разницы. Можешь молчать. Молчаливого «полировать» удобней.

Боль отпустила. Он удивился вслух:

— Мне, конечно, бара-бир, но зачем утруждать, если тебе от меня ничего не надо? — Про себя подумал: «Испекся! Шанцев у меня... Коли напустили такого облома, значит — конец! Он же законченный дебил; убьет и не охнет»… — А смысл?

— Какой тебе смысл нужен, гомункулус?— внезапно растянул рот в улыбке «слон».

Валерик встрепенулся:

— Ни себе черта! Словечко! Грамотный чо ли?

— Академию кончал.