Костер для сверчка - [122]

«Взжи-и-ик!». У хозяина домика сделалось темно в глазах.

...Сиреневый шквал захлестнул Копченого. «Кровь? Люди, я прошу — не надо крови! Наташа-а-а!»

Страшная метаморфоза происходила с увечным: кожа его светлела, растягивая сухожилия и хрящи, росло и раздувалось тело, светлели, теряя идиотское выражение, глаза...

«Наташа!»

Ростислав возвращался...

«Боги принимают сторону победителя».

Ростислав вспомнил все. Вспомнил сразу. Походило на то, что он и не забывал ничего, сознавая себя всякую минуту. Только сознание это существовало где-то отдельно от него: находилось за непроницаемой для слов и поступков перегородкой, по другую сторону которой чуть мерцало проявление его второй, фактически уродливой жизни. Теперь перегородка рухнула и два его бытия, две ипостаси вовсе не смешались в однородную массу, но четко обозначились различными слоями — он и его многомесячный бред.

Пожалуй, единственное, чего он не знал, да и знать не мог. это продолжительность безумия. Время — исключение из правил. Зачастую самый обычный сон смещает временные точки. Уже проснувшись, человек нелегко реставрирует хронологию событий, путая «вчера» с реальностью десятилетней давности. У «вчера», «сегодня» и «давно» нет образов. Названные символы безлики; само время напоминает змею, хвост которой находится в ее пасти. «Вчера» и «завтра», «начало» и «конец» — безостановочный бег по кругу…

Судя по солнечному свету, проникающему через небольшое окно, время приближалось к четырем. Следовало уходить, если он не хотел встречи с Володей и Валериком. При мысли о последнем у Ростислава сжались кулаки. От начала и до конца предшествующих событий Валерик водил его за нос. Сейчас Ростислав понимал: простофилей был кто угодно, но только, не его «приятель», на совести которого, по-видимому, осталось убийство Мих-Миха. Стоило лишь сопоставить факты. Это длительное отсутствие Валерика... Сколько его не было тогда в поселке? Около недели. Достаточный срок, чтобы настичь и убить художника, а затем вернуться обратно. А загадочное появление нагана и денег в квартире, где жил Пархомцев... А пожар...

Не совсем ясной оставалась роль очкастого любителя хромовых сапог, его участие в воскрешении Отца. Зато Володю Ростислав запомнил хорошо. Им оказался тот самый крепыш в черной кожанке, что, в компании, с другим парнем, крепко отделал Ростислава возле моста за Титовской сопкой. Эх, если бы не Валерик! Если бы не Валерик, не было бы и крепыша и кожанке, не было бы драки, не было бы ещё многого, искалечившего жизнь Ростислава...

Он чуть-чуть опоздал. Голоса «задушевных приятелей» уже доносились со двора.

Ростислав обежал взглядом комнату в поисках убежища. Ничего! Голоса приближались. Он метнулся к окну, вспомнив свой предыдущий побег, но окно не открывалось.

В сенях стукнули дверью.

Ростислав втиснулся в щель между полом и ржавой панцирной сеткой кровати. Ржавая пыль просыпалась в глаза, он заморгал, а в комнате затопали.

— Где этот полудурок?

— Я знаю? Говорил — задавить его надо, — Валерик был категоричен. Так как на стуле сидел Володя, он плюхнулся задом на кровать. Пружины взвизгнули, частой пудрой поднялась в воздух летучая дрянь; продавленная сетка коснулась лежащего под кроватью.

— Мне-то бара-бир, а вот Соратник еще пожалеет, что не дал прикончить чокнутого.

Находясь в отчаянном положении, Пархомцев все-таки повернул голову поудобней. На том месте, где сидел Володя, виднелись только табуреточные ножки и пара штанин, приспущенных на черные полуботинки. Это слегка успокоило; значит, и Володя не мог видеть Ростислава. Но встревожило другое; тяжелый Валериков зад мог почувствовать помеху, препятствующую дальнейшему прогибу сетки. По счастью, бывший приятель увлекся спором.

— Бара-бала... Услышит Соратник — поучит тебя конспирации.

— Видал я его! — Запальчивость Валерика были притворной. — Что я сделаю, если привык выражовываться?

— Отвыкнешь. Поменьше цепляйся к Копченому. Отец запретил...

— Отец! Все Отец, да Отец! Поглядеть хорошенько, так от него навара...

Передние ножки табуретки оторвались от пола, со стуком вернулись в исходное положение.

— Укороти язык, доиграешься...

— Заложишь?!

— Зачем... — табуретка придвинулась к кровати, одновременно голос Володи понизился. — ...Ты еще много не знаешь. — Он сделал многозначительную паузу. — И Отец, и Соратник... они не сами по себе. Они — пешки.

— Ха-ха!

— Не хакай. Не о союзе речь. Здесь... люди посерьезней. Наши стариканы против них — ерунда. — Он почти шептал. — Для тех, настоящих, мы с тобой — пустое место, рвань, мокрушники. Я точно не выяснил, но картина получается, скажу я тебе! так что ты лучше не рискуй. За тобой без того грехов накопилось... Тальку упустил — раз. Павлик преподобный со Светланой сюда заявились — два. Упущенная тобой Наталья тоже здесь обнаружилась днями. Ты ее видел и промолчал при этом — три.

У Пархомцева захватило дух — Валерик вскочил, точно ошпаренный:

— Ты чо?! Очумел, как Копченый? Я что — Магомед? Откуда мне знать, за ради чего Пантеля сюда переехал, да еще стерву свою приволок?

Даже не видя Валерика, Ростислав ощутил, насколько тот перепуган.