Кость Войны - [16]

Поленница, прилепившаяся к забору конюшня, бочка для дождевой воды – вот и все, что промелькнуло у него перед глазами. Где мог прятаться убийца?

Наверху хлопнула ставня.

Этот неожиданный звук отвлек Берта, и он чуть не пропустил очередной нож, серой молнией сверкнувший в мутном полумраке крытого двора.

Ловец бросился на землю, взметнув тучу черных вонючих брызг – и тут же вскочил. Нож чиркнул ему по плечу, разрезав куртку.

Дальше Берт знал, что делать, на этот раз он сумел отметить, откуда целилась в него смерть. Он бросился к поленнице, но и убийца успел понять, что убежище его раскрыто. Навстречу Берту выскочил тщедушный тонконогий и длинноносый паренек, очень похожий на комара-переростка. В руках у паренька тускло блестело по ножу.

Нож – плохая защита против меча, но паренек не выглядел испуганным. Напротив, стреляя по сторонам быстрыми глазками, он улыбался белыми губами; растопырив локти, он вращал ножи между пальцами с фантастической скоростью.

И Берт остановился. Он понял, что паренек не собирается подпускать его близко. Сейчас он метнет оба ножа одновременно, и от такого броска уйти не сможет никто. Один нож можно блокировать, от одного ножа можно увернуться, но, пока ты будешь этим занят, второй клинок обязательно достигнет своей цели.

Но медлить и выбирать пути к отступлению было нельзя. Закричав, чтобы ошарашить противника, он ринулся вперед.

…И покатился по земле, внезапно ощутив, что не может двинуть ни рукой, ни ногой. Что-то, свалившееся на него сверху, крепко стянуло тело плотным коконом.

Он подкатился прямо под ноги пареньку. Тот отпрянул, изумленно моргая, и, спустя мгновение что-то вроде гигантского лоскута паутины окутало Берта и свалило на землю.

Рыча от ярости, он клинком меча пилил крепкие нити. Правая рука, плотно прижатая к туловищу, почти не слушалась, но побыстрее выбраться из странной западни – был его единственный шанс. Рядом извивался, отчаянно хрипя, паренек…

Входная дверь зала постоялого двора распахнулась. На пороге стоял Самуэль в извечной своей длиннополой куртке, обшитой сверху донизу вместительными карманами. В руках он держал орудие, напоминавшее арбалет, но с толстой полой трубкой вместо ложа.

Паренек двумя своими ножами справился быстрее. Он вскочил на ноги, стряхивая с себя изрезанную в куски сеть, и бросился наутек. Самуэль, опустившись на одно колено, прицелился в него из диковинного своего орудия…

Звучное «пух» вырвалось из трубки вместе с шарообразным комом. Разворачиваясь в полете, ком преобразился в широкую крупноячеистую сеть, снабженную по краям металлическими грузилами. Паренек уже прошмыгнул в открытую створку ворот – сеть ударилась о ворота и бессильно опустилась в грязь.

Берт взрезал мечом последние путы на ногах. И поднялся.

– Большое спасибо, – поклонился он Самуэлю. – Это, кажется, становится доброй традицией.

– Что, хозяин? – виновато пропел Самуэль.

– То, что ты каждое свое изобретение пробуешь сначала на мне, а потом на врагах! – гаркнул Берт.

– Я заметил этого человека, когда он подглядывал за мной в окно. Я как раз заканчивал свое паучье жало… Потом он исчез. Но я был настороже и тут же проснулся, только услышав шум во дворе. Я в него целился, хозяин, в него. Но спросонья промахнулся.

– Спросонья! – визгливо передразнил Берт. И с размаху кинул меч в ножны.

Самуэль густо покраснел.

– Как все прошло? – спросил он, явно желая перевести разговор на иную тему.

Берт отряхиваясь подошел к двери, снял шляпу с ножа и угрюмо посмотрел в дырку на просвет.

– Хреново, – сказал он. – Твой Глаз он с первой минуты раскусил. Не выгорело, вот так вот, умелец сильномудрый! Из чего ты его слепил-то?

– Бычачья слюна, красный воск, мягкое стекло, – с готовностью стал перечислять Самуэль, – мушиные крылья для блеска и краска, конечно…

Такие ингредиенты заставили Берта присвистнуть.

– Нормально, – оценил он, – хорошо еще, что твой Глаз не жужжал и не мычал. Кстати, Маргон сказал, что, если ты еще раз такую штуку выкинешь, он тебя в дворняжку превратит, скипидаром под хвостом намажет и… и… пинком пустит вдоль по Скорняцкой улице. Ладно, забыли… Теперь о деле.

Глаза Берта засверкали:

– Пойдем наверх, – сказал он. – Поговорить надо.

– Новый заказ? – удивился Самуэль. – Так скоро?

– А ты думал…

Самуэль, оглянувшись назад, ступил на крыльцо. В дверной проем с трудом протиснул брюхо хозяин постоялого двора. Был хозяин в заплатанной ночной рубахе и колпаке с кисточкой.

– Такое горе! Такое горе! – затараторил он, глядя только на Самуэля, но, увидев подозрительно прищурившегося Берта, замолчал, прикусив губу.

– Ворота на ночь запирать надо, – буркнул по его адресу Ловец и кивнул Самуэлю. – Пошли, пожитки соберем. Не оставаться же в этом гадюшнике на завтрак.

ГЛАВА 3

Самуэль родился далеко на западе в поселке лесорубов. Появление на свет хилого мальчика с огромной головой, ушами-лопухами, тоненькими, как прутики, ручками и ножками и голоском, тонким, словно комариный писк, отец воспринял как личное оскорбление. «Это не наследник, – прорычал он, скребя огромными намозоленными ручищами волосатую грудь, – это какой-то паучок…» В девять лет, когда его сверстники наравне с взрослыми валили лес, Самуэль просиживал целыми днями у ручья, строя из веток и еловых шишек запруды и плотины. Работать он не мог, мало того – он не мог удержать в руках топор. Вечно задираемый другими детьми, он выдумал оригинальную версию собственного происхождения: мол, произошел он вовсе не от человека, а от лесного эльфа, случайной ночью забредшего в поселок… Прослышав об этой истории, очень обиделась матушка, а отец, от греха подальше, увез юного сочинителя в ближайший монастырь.