Кость в голове - [2]

Смотрит он на меня, смотрит, а старый уж человек, седого волоса куда в нем больше, чем родимого, и в очках золотых... "Поедем-ка мы, говорит, с тобой ко мне: там с женой моей потолкуешь..." Приехали. Точно, дама такая из себя полная, ну, помоложе все-таки его годков на пятнадцать... "Здравствуйте! (На "вы".) Как ваше здоровье?" Объяснил ей все. Горничной позвонила. Вошла та в фартучке беленьком: "Чего прикажете?" - "Принесите нам кофею". Ей, значит, стакан принесла горничная та и мне тоже. "Кушайте!" "Покорнейше благодарю". Пью я ложечкой, как следует, ложечка позлащенная, она тоже пьет. Потом губы обтерла салфеткой и мне так издалька: "Говорят, вы на нас с мужем в суд подали?" - "Нет, говорю, сударыня, никакого на это я права не имею". - "Да вы, говорит, истинную правду мне выложите, а выдумывать не к чему". Опять ей, как самому адмиралу, изъясняю: "Никакой вашей вины в этом нет, доски были вольные, гвозди вольные". Тут уж сам адмирал подошел. "Вот что, голубчик! Если ты правду говоришь, что в суд подавать не будешь, то я тебе сам заплачу... Примерно, пятьсот рублей - это как, довольно с тебя будет?" - "Я, говорю, еще, может, с полгода не налажусь, а за деньги могу вас только на словах благодарить". - "Ну, вот тебе пять сотенных, считай!" Дает. Взял я. "Чувствительно благодарю, говорю. Все-таки живет в вас, значит, добрая душа". А она, супруга-то его, смотрит-смотрит на меня пристально да вдруг ему, адмиралу: "Возьмет пятьсот, а в суд своим чередом подаст, я уж это в точности вижу!" И так мне горько стало тогда от подобных слов!.. Все мое здоровье в пятьсот рублей оценили да еще и веры мне дать не хотят... Положил я эти деньги на стол и говорю: "Ничего мне не надо в таком случае. А в суд я подавать не думал, так и сейчас не думаю... И денег мне с вас не надо. Эти деньги неправильные, потому вы в этом моем увечье ни капли не виноваты". Да за картуз... Как она вскрикнет вдруг да из комнаты вон. А начальник порта сует мне опять бумажки: "Бери, бери, тебе пригодятся, а у нас думка с плеч долой..."

В то самое время и жена его выходит, а глаза платочком вытирает... "И от меня лично, говорит, сто рублей вот возьмите, а в больницу девяносто рублей за шесть месяцев тоже я сама взнесу".

И так все мы трое друг перед дружкой стоим и плачем, потому что тот, адмирал, глядя на жену, слезам дал позволенье, а я от чувства... Так в слезах и простились со мной, как с благородным, за руку: адмирал ведь начальник всего порта, это что было в те времена... Вспомнить надо.

И разве же я мог с ним судиться? Что стал бы я на том суде говорить, кого обвинять? Поди ищи виноватого, когда ни в чем отказу не было: доски, гвозди, стропила, балки - все бери свободно. К кому же вину приписать? А тут еще на моей памяти - в Киеве дом от города строили пятиэтажный, четверо сошлись на балкончике на свежем бетоне покурить да провалились, - это с пятого этажа. И бетон полетел вместе с ними. Понятно, от них ни одной косточки цельной не осталось. И вот пошли ходить четыре бабы клянчить. Ходили-ходили, и только одна сто рублей получила, как у ней четверо ребят, мал мала меньше. А другим и того не дали: отправляйся в деревню, хлебушко черный жуй.

Евсей повел смешливыми губами:

- И, небось, еще скажешь: "Присудили бы мне на суде десять тысяч, нипочем бы я их не взял!"

Но Павел ответил строго:

- Не взять, отчего же такое? Взять бы я взял, а только правильной суммой своей не считал бы.

- Однако ж от адмирала того взял шестьсот. Адмиралы!.. Сколько их, говорят, в море покидали в восемнадцатом, а ты тут нагородил. Это когда с тобой дело было?

- Это, почитай, перед войной случилось.

- Деньги-то пропил потом? - полюбопытствовал Евсей.

- Нет, на хозяйство эти деньги пошли.

- Поэтому ты хозяин был богатый?

- Нет... Все под итог пропало. И как они мне, эти деньги, могли в пользу пойти, когда они неправильные деньги? Вот поэтому они и пропали зря.

Первым делом я женщине доверился... в доме этом жила за няньку вроде бы. На той квартире, где я тогда проживал, даже она мне землячка приходилась и тетку мою это она же вызвала, стало быть, ко мне с участием... А раз она про деньги узнала, про шестьсот рублей, тут уж она отдышаться не могла одно и знай, двошит в уши. Женщины от денег с ума готовы сойти. Кто есть женщина для мужчины? Есть она первый для него вор. Бывают денные воры, а больше полуночники, ну, есть также какие и перед светом работают, когда у людей сон самый крепкий... Эта же тебе и днем и ночью и во всякое время точит и точит, как мышь под полом, и отдыха в этом деле не знает. Раз уж я про деньги эти ей сказал да еще своими глазами увидала бумажки новенькие, тут уж она не могла расстаться. Давай будем хозяйство заводить, а то деньги все зря пропустишь. А я, конечно, весь бинтами оббинтованный, на одних бинтах держусь, и такое у меня к ним вроде пристрастие: как бинты с меня сымут - тоска мне и страх, а как опять оббинтуют, вроде я как дите в пеленках: твердость тогда во мне, и хожу ничего.

Вот я ей и говорю: "Феня (ее Федосьей звали), вот весь я перед тобою... Только как же мы будем с тобою жить, когда ты считаешься замужняя?" - "А мой муж, говорит, в городе Омском служит в солдатах, а как отслужит - все равно я с ним жить тогда не согласна, а только с тобой... Место купим, хату поставим, огород разведем, корову прибретем..." Все бабские думки в одно место собрала и, конечно, ульстила, стерва. Ну, долго ли, коротко ли, деньги - дело, конечно, льстивое. Как может быть, чтобы вор, например, десятку у тебя взял, а сотенную оставил? Никогда вора такого не могло быть. Ну, вот и Феня эта!.. Она баба из себя тогда очень здоровая была: ряшка мало не лопнет, и во всех частях круглота, и деньги эти ей мои, конечно, полное ума помрачение...