Косой дождь - [19]

— Хотите слушать? — одними губами спросил Токарский.

Валерия Константиновна покачала головой.

— Скучно, и не о том, — сказал он, когда они вышли на площадь. — Лучше я расскажу вам. Хотите?

— Очень.

— Видите эти колонны, красные, серые, розовые, зеленые, пятнистые, с фигурами и без фигур? Их натащили сюда пираты. Это была пиратская республика, нечто вроде Запорожской Сечи. Здесь почти все награблено, и эти лошади на фронтоне, без сомнения, тоже. Кстати, вы когда-нибудь видели лошадей на соборе?

— Нет.

— Я тоже. А вот пираты притащили и поставили. Колонны тоже поставили. Если не кучей, так почти рядом — конечно, потому, что их было много. Казалось бы, непреднамеренность, случайность, полное отсутствие расчета. А на круг получилось единственное здание в мире, потому что все это черт знает каким образом соединилось. По-моему, это и есть самое главное в архитектуре. А теперь идите сюда. — Он взял Валерию Константиновну за руку. — Посмотрите на собор одним взглядом, ни на что в отдельности, а на все сразу. Какая розовость вокруг этого огромного стеклянного полукруга над входом! Пол проваливается, как сообщил нам гид, и это, конечно, грустно. Но скоро здесь все провалится. Венеция стоит на сваях, сваи раскачиваются над волной от катеров, пароходов и роскошных яхт, в которых катаются герои Феллини. О четырехтактном двигателе дизеля пираты древности не имели понятия. Интересно?

— Да.

— Теперь идите сюда. Посмотрите на это странное здание. Здорово, да? — спросил Токарский с таким лицом, как будто он, и никто другой, построил Палаццо дожей. — Взгляните на него вверх ногами. Для этого не нужно самому переворачиваться. Переверните его в воображении. Оно архитектурно задумано и выполнено только от земли до середины, один ряд колонн над другим. Выше — сплошная коробка с огромными редкими окнами, которая была бы отличным фундаментом, потому что она тяжела и массивна. Но она почему-то не давит эти колонны и даже, наоборот, придает им изящество. Это, конечно, чудо. А вот та пара колонн нарочно отмечена для туристов. Здесь вешали. Интересно?

— Очень.

После обеда пошли покупать подарки. Это было труднее, чем в других городах, потому что за каждым углом открывались каналы с мраморными лестницами дымного цвета и маленькими мостами.

Валерия Константиновна искала орлоновую рубашку — и нашла, но дорогую, за пять тысяч лир. Для себя она ничего не купила, хотя чемодан не нашелся и мог найтись теперь уже только в Милане.

— Но что придумать для брата? Вот задача!

— Он высокий?

— Как вы.

— И такой же толстый, как я?

— Почти.

— Купите ему нейлоновую куртку.

— Ого-го! Шесть тысяч лир! А у меня осталось, — она сосчитала, — две с половиной.

— Возьмите у меня.

— А вы не будете покупать подарки?

— Нет.

— Вот мы ее для вас и купим.

Токарский пожал плечами.

— Вам хочется, чтобы я купил эту куртку?

— Да.

Он примерил.

— Очень идет. — Валерия Константиновна покраснела. — И подкладка отличная. Что вы делаете? Анечка велела торговаться.

— Поздно.

Он был очень доволен.

— Снимите же, жарко.

— Ни за что. Вы сказали, идет?

Они шли и болтали, останавливаясь у витрин. Стекло было всюду — самые двери магазинов были толстыми листами стекла с разноцветными стеклянными раковинами вместо ручек.

— Работающее, — с уважением сказал о нем Токарский.

Но было и бездельничавшее стекло — фигурки, цветы, ожерелья, серьги, браслеты.

— А вот и Сева.

Сева стоял на мосту Риальто и, моргая белесыми ресницами, рассматривал ожерелье, которое он не мог купить, потому что у него осталось только двести лир, а ожерелье стоило триста. Он успел уже всем рассказать, что у него не осталось лир на подарок для Кати. Он смутился, увидев Токарского и Валерию Константиновну.

— Торговался как зверь, — объявил он, едва они отошли от лавки. — Не уступает, подлец! А красивое, верно?

— Да.

— Вообще хочется все разбить или все купить. Верно?

Приятно было выговаривать Севе за то, что он оставил жену без подарка, но еще приятнее было почему-то без Севы. Они отделались от него под каким-то предлогом.

28

Пароходик обогнул маленький остров — сумрачный, безмолвный, обнесенный высокой стеной, точно те, кто жил на нем, навсегда условились молчать, и ничто не могло заставить их произнести хоть слово.

— Так и есть, — сказал Токарскому хозяин соседнего отеля, который учился русскому языку и попросил разрешения сопровождать туристов на фабрику стекла. — Это кладбище Венеции. Покойников везут сюда в гондолах. Это страна воспоминаний, напоминающая полотно Беллини «Души чистилища». Вы, конечно, помните эту бессмертную аллегорию?

Токарский помнил «Души чистилища», но ему не нравился хозяин отеля. Это был, несомненно, шпик и даже немного похожий на того римского шпика, который снял котелок, обрадовавшись, что русские наконец уезжают. Но тот не предлагал знакомиться с ночными кабаре или отведать «наилучшего кьянти, каковое не подают русским в ресторанах». Это был шпик-дурак. К хозяину соседнего отеля он не имел, конечно, ни малейшего отношения.

— Красивейшее кладбище в мире, — объяснил он. — Причем на острове имеются каналы, по которым покойников везут в гондолах к подножию храма.