Космонавт с Ковчега 2 - [59]

— Огневой группе установить пулемет на границе лагеря с землянами. Основная группа — по возможности бесшумно, будите людей. Когда вытащите всех, сразу уводите их за гору. Огонь — только ответный. Все меня поняли?

Ответом ему стало красноречивое молчание.

— Раз все понятно, тогда, с богом. Бегом марш! — произнес Генри отворачиваясь и махая рукой в направлении цели. Бойцы разом бесшумно побежали. Бежать было трудно. Высокая, по колено, трава, путалась, цеплялась за ботинки и, дважды Иван чуть не упал, запнувшись об стебли и корни. Хрип своего и чужого дыхания, жаркая пульсация крови в висках и боль в натруженных ногах. Начало подтрясывать, это не первый его бой, но каждый раз Иван волновался так, словно это первый раз. С каждым шагом световые столбы росли в размере, освещение усиливалось и, вскоре ему пришлось выключить режим тепловизора на шлеме.

У подножия одного из световых столбов на траве двумя сломанными куклами лежали тела охранников доморощенного концлагеря. Снайпера подловили их на самом удобном для выстрела месте. Иван оглянулся, бойцы огневой группы остановились и, принялись торопливо устанавливать пулемет на землю. Со стороны лагеря Высших, царила тишина, лишь от реки доносился слабый плеск волн, да где-то далеко неожиданно завыл аборигенный зверь. Видимо десантников все еще не обнаружили. Когда впереди показался темный провал, Иван поднажал и, первым остановившись на краю ручья, заглянул вниз. На ближайшем берегу лежала куча порядком увядших листьев, из нее словно игрушки, забытые в песочнице капризным ребенком, выглядывали головы пленников тиадаров. Забывшись в беспокойном сне, измученные люди спали, сбившись вместе тесной группкой и, прижавшись друг к другу, видимо так теплее. Жалость острой болью резанула по сердцу. Попробовал вдохнуть, но тугой комок в горле разрастался, не оставляя места для воздуха.

Иван почувствовал, что рядом остановился кто-то из бойцов. Он на секунду повернулся, боец, заглянув вниз несколько мгновений, молча рассматривал открывшуюся внизу картину, глаза его выпучились словно у рака, затем послышался растерянный голос:

— Фашисты настоящие! В каких условиях они…., - десантник резко оборвал фразу.

Наконец сглотнув тугой ком в горле, Иван размашисто шагнул вперед. Мышечные усилители и силовой каркас брони погасили удар, как будто спрыгнул не с высоты второго этажа, а перешагнул дверь комнаты. Рядом раздались глухие удары о землю, это товарищи Ивана спрыгивали на дно провала. Стог сена, в котором ночевали пленники, зашевелился. Не оборачиваясь на звуки падений, Иван направился в сторону людей. Несколько мгновений стояла тишина.

— Наши! Девочки ей богу наши! — раздался истошный женский крик, закончившийся судорожными рыданиями. Женщину, вскочившую на ноги первой, Иван с трудом узнал, так изменили ее несколько дней в плену, хотя она и проживала всего за три дома от него и, видел он ее почти каждый день. Только если раньше она выглядела женщиной средних лет, то сейчас смотрелась древней старухой. Грязные седые патлы вороним гнездом торчали над оттопыренными ушами, морщины глубоко врезались в лицо, словно шрамы. От отчаянного крика пленники проснулись, стог взорвался разлетающейся в разные стороны листвой. Торопливо раскидывая укрывавшую их траву, люди вскакивали на ноги, несколько мгновений осматривались и бросились к пришельцам. Взволнованная толпа женщин, детей и немногих стариков, плотным кольцом окружила бойцов. Сладковатый, тошнотворный смрад гноя, забил все запахи. Иван с трудом узнавал давних соседей по поселку, тела и лица, одетых в лохмотья, едва прикрывавшие тела и, до крайности истощенных людей обезобразили свежие язвы и нагноившиеся раны. Люди робко прикасались к одежде десантников, словно не в силах поверить, что наконец-то появились спасатели, что кошмар, продолжавшийся все эти дни, закончился. Какое-то время царила напряженная тишина, потом, поверив, что это не сон и, словно очнувшись, люди разом перебивая друг друга, заговорили, все одновременно пытаясь рассказать о том, что им пришлось пережить. Лицо Ивана болезненно сморщилось, он завертел головой, разглядывая бывших пленников и выискивая жену. Язвы и раны-это мелочи, всего лишь результат контакта с местной биосферой, земные врачи, несомненно, это вылечат. Главное, все ли выжили и где Настя?

— Иван! — раздался иступлено-ликующий женский вопль откуда-то сбоку. Иван сразу узнал голос и обернулся на крик. Насти, рыдая, бросилась к мужу и спрятала бледное лицо на бронированной груди.

— Наконец то я тебя нашел! — прошептал Иван, крепко обнимая и прижимая ее к себе.

Иван облегченно выпустил воздух меж стиснутых зубов, он почувствовал огромное облегчение, безумное, на грани истерики напряжение, разом ушло. Несколько мгновений он молча стоял, пытаясь проглотить ледяной комок, вновь застрявший в горле и, разглядывал жену. Женщина, кинувшаяся к нему на грудь, лишь напоминала ту, прежнюю Настю, которая, несмотря на рождение двух сыновей, все еще выглядела юной красавицей едва за двадцать. За прошедшие десяток дней Настя стала походить на ходячее пособие по анатомии человека, черты лица заострились, запавшие глаза блестели голодным блеском. Ранняя седина поселилась в густых волосах, повествуя о том, что ей пришлось пережить. Посиневшие от холода губы, яркостью и сочностью их она так гордилась, покрывала корочка едва заживших и все еще сочившихся сукровицей язвочек. Только голос остался прежний, звонкий и бархатистый, как и раньше. До чего тюремщики довели ее! Чувство радости и облегчения улетучились, сгорели в пламени кристально-чистой ярости и гнева. В горле у него начало рождаться звериное рычание, а шерсть на загривке стала дыбом. Разорву на части! Участь города Власти покажется им счастливой! Такой ядреной смеси ненависти и жажды мести Иван не ощущал со времен битвы у города наемников, когда он потерял, больше чем друга, брата по духу - Алексея Машеру. Иван изо всех сил сжал кулаки, его глаза сверкнули всепоглощающим гневом, за мгновение поменяли цвет из голубых стали стальными.