Космология Эроса - [48]

Оглядываясь назад, мы можем подвести некоторые итоги. Через экстатическое бурление подлинная жизнь направлена на высвобождение из пут Духа. Исполнение этого состоит в пробуждении души, а пробудившаяся душа — это созерцание. Она видит лишь реальность первообраза. Первообраз — это явленная душа прошлого. Для явления она требует телесной связи с кровью, которая является олицетворением жизни. Это происходит через акт созерцания, который принимает форму мистической свадьбы между созерцающей душой и созерцаемым деймоном. «Возвращаясь в себя», экстатик обладает знаниями, которые приходят к нему через воспоминания, — мир фактов является всего лишь громоздкой фикцией. Телесный мир — это мир символов, что есть всего лишь отпрыски созерцания, перед лицом которого случившаяся смерть означает всего лишь изменение, преобразование, трансформацию.

Понятно, почему никакая из прочих философских школ не смогла быть столь привлекательной и столь соблазнительной, как платоническая теория об «идеях», которой оказались одержимы мечтатели и поэты! Проросшая на почве орфической теологии, она казалась предлагающей внутренний смысл для высоких понятий. Согласно ее положениям, любящий, бросавший взгляд назад и предающийся воспоминаниям, оказывался соединенным с объектом своей любви. Через возвращение к изначальной божественности он даже мог претендовать на обретение «вечной жизни». Однако в данном случае речь идет о подобии внутреннего зачатия и рождения! И если выразить мысль одной фразой, когда было явлено «бесцветное и бесконтактное, невещественное бытие, которое выражено в собственной сущности», посвященный погружался в действительность подлинных образов, он отвергал бесконечно иллюзорный мир овеществленных понятий, а потому через воззрение изничтожал диалектическое воздействие разума!

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ОБ ЭРОСЕ И СТРАСТИ

Организации по интересам и через дружбу. Глубочайший смысл космогонического Эроса. Обожествление человека страстно любящими и их трагичность

Нам осталось добавить к нашим рассуждениям один лишь момент. Обратиться к несколько забытой проблеме. Мы знаем множество различных организаций, которые почти все без исключения основаны на принципах враждебной жизни «воли к власти». Мы знаем чувства, на которых строятся эти организации: на дружбе, на чувстве товарищества, на стремлении к объединению, на личном влечении. Наконец, мы знаем, как в этих организациях добиться благороднейших из ощущений, а именно энтузиазма и надличностных устремлений. Это тот энтузиазм, который позволяет вновь породниться с жизнью. Но даже сама жертвенная формула, использованная при создании организации, расовое сознание, почерпнутое из крови древних племенных ощущений, оказываются под угрозой дегенеративной склонности к абстрактному. И где бы это ни происходило, всегда можно будет обнаружить скатывание к партийному доктринерству, голым теориям и нравственным формулам. В народном языке есть обозначение живой связи, которая всем нам известна, но при этом совершенно несправедливо обозначается как «идеализм»! Ибо для того, чтобы столкнуться с ним, надо было погрузиться в среду его исповедников, когда в ранние времена элевсинской школы его жаждали, но уже предчувствовали его незавершенность. Братство крови должно обновиться, обретя силу через объединение в тайне Эроса. То, что мы вам только что поведали, было лишь космогоническим Эросом. Вспомните ощущение от созерцания в том виде, в каком мы его анализировали. И подумайте о том, как это вместе переживают два человека. В тот момент они симпатически связаны с событием, которое именуется космогоническим Эросом! То, что никогда не исполнится, но связывает тела и более не требует слов. Однако это может произойти без преступления, только через открытие, превращающее в чудо, способное восхитить богов. Если бы это неслыханное произошло с двумя сотнями миллионов человек, то было бы разрушено проклятие Духа, положен конец потрясающему кошмару «мировой истории», и было бы «обретено пробуждение в потоках света».

Теперь мы можем даже в нескольких словах объяснить, что заключает в себе та любовь, что преодолевает смерть, та любовь, которую не знали даже древние времена. Эпоптия, говорим мы, подразумевая овеществленный символ струящейся образами души мира. И не только любящие, но и обладающие глубокой страстью и подверженные внутренней одержимости, вспомните про любовь Сольвейг к Пер Гюнту. То же самое относится к предмету любви мистика, взглянувшего на мир глазами Бога-Творца, от чего трескаются покровы, а телесная оболочка начинает цвести сиянием элементарной души. Воодушевленный уникальностью своего существа, он проникает в человечество своим лучистым взглядом, в котором кроется наш деймон. Это и Эрос древности, и Эрос германского Средневековья. И это не исключает того, что первообразное волшебство коснулось странствующего человека. Даже самая непродолжительная эротическая связь вовсе не стремится к самой насыщенной внутренней жизни.

Но чем теснее «Я» сливается с предметом душевной любви, тем более костенеет и твердеет «характер», тем выше становится риск того, что молния созерцания вырвется сама по себе и рассеет мучительную загадку личности. Символы будут подменены, а человек будет возноситься к богу вместо того, чтобы принимать бога в себя. Это будет «идолопоклонством», и с него начнется трагедия Эроса. Будучи преисполненным стремлением течь вместе с огнем образов, он будет стремиться в «Я» любящего человека. Он жаждет привязаться к духовному существу и обрести бытийственное постоянство, что живет лишь в высвобожденной, пылающей вечности неумолимого момента. Так возникает Пафос великой страсти, который заставляет любящих клясться друг другу в верности «до самой смерти», что на метафизическом уровне означает неизбежность их гибели. Ибо если это ведет к лицемерному владению телом, то рано или поздно это пожрет их (Фауст и Гретхен!). Однако если любящие разлучены и преданы, то они безо всяких колебаний отдадут свою жизнь во имя любви. Но никакое героическое самопожертвование не способно победить Великую Смерть! При всех различиях, связанных с «любовью к богу», которая превосходит даже самые глубокие посвящения Эроса, «великая страсть» перекидывает мостик к вере в бессмертие. Это вера в исполнение «там» того, что не удалось совершить «здесь». Однако «бессмертие» — это всего лишь иллюзорное исполнение нереализованных желаний. Мировая история, в которой человечество является всего лишь каплей в океане времени, неумолимо сокрушает даже неразделенных любящих существ. Нимб Всевышнего, который по праву сияет над ними, не должен ослеплять нас и лишать понимания, что они любят то, что позволило им оставить жизнь, но не позволяет уйти от самих себя. И так мы возвращаемся к трепетному образу мучений человеческого величия в космической божественной пещере. Как писал поэт: