Космология Эроса - [43]

Шрифт
Интервал

Все обряды смерти, все символы и послания души однозначно указывают на то, что в пеласгическую эпоху они распространялись повсеместно, а в более поздние времена — преимущественно через тайные практики посвящения. Последнее относится к экстатической Эпоптии. Это была впечатляющая драма, переживая которую (участвовать в ней лучше было изнутри) мистики Элейской школы получали видения вне телесного состояния и на этом строили свое познание образов, притом опираясь на полученный опыт, не сомневались в подлинности Бытия. В то время как через мистерии пытались передавать науку созерцания всему человечеству, но под гнетом Духа откровеяно деградировали и стали одержимы утилитарными помыслами, что в итоге привело к роковым процессам. А именно к прекращению роста одухотворения, которое оказалось бы в итоге пленено противоположными началами, даже если бы ранее не сгорело в огне христианской ненависти. Но будем двигаться дальше. В настоящий момент мы завершаем наш общий обзор природы созерцания, украшенный цветами, которые набрали во время толкования проблемы почитания предков.

Мы уже обращали внимание на идиоматический характер опьянения, впрочем, как и в случае с исполняемостью прикосновения к полюсу реальности. В попытке скрыться от могучего вихря пурпурного света Эроса душа готовила себя для свадьбы, итогом которой должно было стать зачатие божества. Нами было изложено все, что вспоминается через созерцание. То, что предполагает мистическое соитие, должно постигаться через созерцательный анализ с использованием некоторых мистических обрядов. И тут мы сталкиваемся с проблемой обрядового вкушения.

Изначальная жертва — это не пир во имя бога, а жертвенность самого божества, которое присоединяется к участникам трапезы, а позже сливается с ними. В настоящий момент мы озадачиваемся тем, чтобы привести общие доказательства, так как для настоящей цели вполне достаточно привести несколько примеров, которые будут иллюстрациями к предложенным нами случаям. Надо подчеркнуть, что телесная сторона культовой трапезы, неизменно носившей характер символического действа, которое случалось через подражание жертвенному животному или же каннибализму, которое (как уже было доказано) во всех случаях обладало религиозным значением. Это действительно так. Так как речь идет не о физическом теле, но о его образе, то используются подражательные объекты, например, пирог из теста, название которого во многих случаях восходило к фразе «Бог, поглощаемый человеком». В древности пряничные всадники и выпечка в форме острых колпачков мыслилась в народном сознании как божественные фигуры.

И по нынешний день в католических землях Германии по случаю праздников, сопровождаемых застольем, остатки трапезы приносят друзьям, дабы те заочно могли принять участие в ритуальном действии. Но прежде чем изучить гамийную природу трапезы, мы проведем анализ некоторых заблуждений.

Подлинные символы никогда не являются метафорами, а угощения, например, торт с изображением божества, вовсе не может быть ритуальным объектом. Если для древнего сознания душа вещи находилась в образе вещи, то поглощение или соитие с ней было вполне допустимым использованием образа, через который происходило соединение. Двойственная формула причастия, позволившая вину стать кровью Христовой, была вполне разумно трансформирована. Вино — это не просто кровь, а кровь как сила мистического созерцания, поскольку оно дает зрительное воссоздание крови (недаром у многих древних авторов вино упоминает как «кровь Земли»). Несмотря на то, что в нынешней этнографии безраздельно царствует представление о том, первоначально животных или людей приносили в жертву в их телесной форме, но потом из повзрослевшей «гуманности» предпочли сделать замену живым телам. Однако этот тезис вступает в серьезное противоречие с некоторыми свидетельствами, которые говорят как раз об обратном. Остается лишь убедительно объяснить, почему «отрешение» не случалось через финансовые пожертвования, а только лишь с использованием внешнего подобия! Бывало ли когда-то, что долг считался погашенным, потому что должник изображал жестами цифры? Или проданные фрукты считались врученными покупателю только лишь через жест вручения чего-то? Если этого никогда не было, то мы должны говорить не о замене, а в большей степени задаться вопросом, почему это было правильным для всех без исключения народов и безошибочно соответствовало принципу жертвоприношения. Древнее римское правило жертвоприношений гласит: sciendum in sacris simulata pro veris accipi, то есть следует отметить, что во время священных обрядов замененное нужно считать истинным! Едва ли где-то и когда-то мог возникнуть подобный принцип, если бы для созерцающего действительность не была явленной реальностью! По этой причине δαιμονι μενοι (деймоны) празднеств всех времен и народов являлись на торжество через их подобие, то есть через надевание масок! Символьный способ принесения жертвы говорит вовсе не об ослаблении древних обычаев, а об углублении их смысла. Во всех культовых действах речь идет не о веществе как таковом, а о душе вещества, и только она раскрывается в образе! Нам могут возразить, что в любом случае обычай поедания божества был вполне применимым, вещественным и вполне влиявшим на важные воззрения. Пусть даже в некоторых случаях вместо подлинного божества поглощался кусок теста, рассматривавшийся как его образ или даже кусок хлеба. Этого было вполне достаточно, чтобы сделать данную пищу средоточием божественной души. То есть поглощение происходило через процесс еды, именно так случалось приобщение к божественному телу! На это мы ответим: понятие пищи в данном случае используется в другом свете. Мы видим в нем лишь подложку овеществленных процессов, а само оно является, так сказать, хранилищем образа. Принятие пищи может иметь разные смыслы, и они (смыслы) зависят от того, происходит ли это с целью поглощения привязанного к продукту образа или же с целью утоления голода. Как говорилось ранее, мы бы пропустили аспекты сугубо животного питания, что связано с употреблением растительной пищи. Животный голод предполагает две вещи. Во-первых, зависимость тела животного от мира вообще. Во-вторых, взаимосвязь между животным и видоизменяемой частью мира. Терзаемое голодом существо в общем мироздании действует возбуждающе на носителя. Оно манящее. Животное приобщается к жизни через процесс еды, отличительной чертой чего является телесное благоденствие. Кроме того, пища также обладает запахом, вкусом и внешним видом, что отвечает физическим ощущениям: осязанию, обонянию и т. д. То есть чувства являются ключами к духовному созерцанию. Если принять во внимание все вышесказанное, то эти качества в ритуальной трапезе вообще никак не затрагиваются, даже если перед этим мы пробуем приготовленную пищу. Но если между животными ощущениями и питательностью пищи есть определенная взаимосвязь, то, следовательно, каждый вид предпочитает свою собственную пищу. Таким образом, в результате напряжения, возникающего между полюсами, а именно между животной душой и образом пищи, создается своего рода переходный мостик, который ведет к тому, что избирательный в вопросах питания индивидуум проявляет некоторые предпочтения и склонности, в итоге вызывающие душевную радость. Хотя первой из них является просто утоление голода! Нам могут возразить, что пища проявляется в качестве выражения единства души и образа блюда! Заменив цель приема пищи на наслаждение вкусом, человек стал находиться по меньшей мере на пути восприятия пищи с внешней стороны Эроса. Тот, кто наслаждается вкусом, полагает этот способ питания как соединение полюсов питающегося и пищу, что вызывает экстатические ощущения и гастрономический трепет! Таким образом, не столько поглощается съедобное вещество, сколько посредством этого вещества вбирается его образ, его душа, его суть, которые в свою очередь соединяются с душой того, кто питается. То есть процесс питания превращается в акт посвящения пищей. Новалис писал: «Так как мы все дни наслаждаемся гением природы, то каждая трапеза превращается в таинство... Пища становится мистическим средством преображения и обожествления, совершенных на земле; средством живого общения и абсолютной Жизнью». Чем же подтверждаются культовые обычаи? Из древних традиций орфических и египетских мистерий и связанных с ними обычаев нам известно, что эпохальные церемонии являются переплетением символов и мистической пищи. Но мы продолжаем наши рассуждения.


Рекомендуем почитать
Постанархизм

Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.


Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.