Космогонические мифы - [57]

Текст продолжает: Эта Эннойя пробуждает в Auto-Pater (в бессознательном образе отца), сексуальное желание обнять ее, и так они создают Истину и первого человека. Это сложная форма того, что было определено в первобытных мифах более простым способом, но что само по себе так же увлекательно и так же верно и в известном смысле гораздо лучше определено, потому что мы видим внутренние процессы между бессознательным и сознательным.

Другой изложение учения валентинианцев говорит нам, что в начале были непостижимый Эон, который существовал раньше всего, в самом начале, первоначальный отец, и Bythos, пропасть. Он был невидим и ничто не могло обнять его, или понять, или окружить его, он был вечным, не сотворенным; он отдыхал огромный период времени в глубокой тишине. С самого начала с ним была Эннойя, которую также звали Charis и Sige — благодать и тишина. Вдруг у Эннойи зародилась идея, что из Bythos нужно произвести росток, что-то новое, сперму, которую он должен ввести в ее лоно. После того как она получила это семя и забеременела, она родила Nous. Здесь создана не Алетейя, правда, но Nous, космический разум, но как божественная сила. С тех пор он стал отцом всех вещей.

На самом деле мы уже перешли к новому мотиву, а именно от желания к мысли. Мы видели, что Эннойя, предмысль, мысль, которая все еще хранится и вынашивается внутри, пробуждает в отце желание объединиться с ней и творить, так что есть некое единство между сексуальным желанием и творческой мыслью в их самом первом существовании или в первом приближении. Мы уже рассмотрели довольно первобытный миф североамериканских индейцев, где Койот и Серебряный Лис создали лодку лишь с помощью мысли, и Серебряный Лис продолжал и затем творить в одиночку, но первый акт творения был совершен мышлением. Создание вещей мыслью можно найти также в нескольких других вариациях мифов североамериканских индейцев. Например, существует миф творения индейцев зуни, где говорится:

В начале вещей Авонавилона был один. [Он был самым первым высшим Богом индейцев зуни, это создатель и тот, кто сохраняет все.] Во всем пространстве времени не существовало ничего рядом с ним. Везде была полная тьма и пустота. Затем Авонавилона зародил в себе мысль, и мысль оформилась и вышла наружу, и таким образом шагнула в пустоту, в космос, и из них пришли туманности роста и туманы, полные силы роста. После того, как появились туманы и туманности, Авонавилона изменил себя своим знанием в другую форму и стал солнцем, которое есть наш отец, и которое освещает все и наполняет все светом, а туманности сконденсировались, опустились и стали водой и так появилось море.

Здесь можно увидеть мысль, что создатель сначала зачинает мысли в себе, что очень похоже на гностический миф об Эннойе, а затем мысль экстериоризируется и выходит из него как другое существо, которое заполняет темную пустоту, что его окружает. Затем появляется противопоставление принципов сознательного и бессознательного, а именно: солнце и море, солнце является символом принципа сознания — не сознания эго, но сознания в целом, и море, как его противоположность. Но прежде солнца сознания нет моря бессознательного. Снова мы видим одновременность, где действительно нет никакого бессознательного до сознания, и наоборот. Бессознательного существует лишь как противоположность сознанию. До этого существует лишь всеобъемлющая совокупность, которых содержит их оба, совокупность сама по себе. Это похож на индийский миф, где Пуруша, с его женским партнером, заполняет пустоту, а затем соединяется с ней, хотя здесь не сексуальные объятия приводят к творению, а существование солнца в одной форме и моря в другой, которые с тех пор творят остальной мир.

Поразительно, что творение мыслью встречается в основном в гностических мифах творения, в мифах творения североамериканских индейцев, и в некоторых индийских мифах творения, что показывает мне, что оно существует преимущественно в области интровертных цивилизаций. Гностики — это интровертные мыслители par excellence начала христианской эры. Они более принадлежат к мыслительному типу, чем большинство других ранних христианских движений и, за редким исключением, безусловно интровертны. Индейцы Северной Америки также составляли относительно интровертную цивилизацию, где акцент лежит на внутренних возможностях человека. В Азии это самоочевидно. Во всех этих областях существует тенденция к описанию мифа творения как внутреннего процесса, внутреннего мыслительного процесса Божества. Они даже пытаются исследовать свое собственное мышление и прийти к пониманию и отражению, в буквальном смысле слова, посредством изгиба свои мысли назад к внутреннему и к субъективному фактору, чтобы наблюдать и описывать процесс, который предшествует творческой идее или мысли.

Это в основном разработано на Востоке, где существует идея творения путем тапаса, упомянутого в Ригведе. Тапас, который используется, например, в различных школах йоги, в настоящее время означает особую форму медитации, но первоначально он предназначался, чтобы дать тепло внутреннему, размышлять, так сказать, на тему себя, мы бы сказали, чтобы дать либидо самому себе. Ригведа 10,29 утверждает, что в начале была только вода, а в воде был живой зародыш. Из этого живого зародыша все родилось через тапас. У одного было желание любви, и от этой первой мысли, или желания любви, произошло первое семя. Сначала темнота была покрыта темнотой, эта вселенная была нечеткой и жидкой, пустое пространство, что пустотой было скрыто, и Один был порожден силой тепла — тапас. Затем впервые в нем возникло желание, желание, которое было ранним семенем духа. (То, что здесь переводится как «желание», в тексте называется «тапас».) Связь бытия и небытия обнаружили мудрецы, ища в своих сердцах с мудростью. Кто знает это действительно, кто может здесь объявить это?