Космические хроники, или Почему инопланетяне до сих пор нас не нашли - [18]

КС: Теперь наш конкурент – Китай. Считаете ли вы, что новая амбициозная космическая инициатива Америки имеет под собой экономические и военные основания, особенно после того, как Китай в 2003 году отправил человека в космос и уже готов достичь Луны?

НДТ: Через небольшое время после запуска в космос первого тайконавта в октябре 2003 года появился поток документов о «космической перспективе» США, в том числе опубликованная администрацией Буша в январе 2004 года «Программа перспективных исследований космоса» (VSE) и изданный в том же месяце указ о создании президентской «Комиссии по внедрению политики Соединенных Штатов по исследованию космоса», а еще через месяц программа VSE была утверждена в НАСА. В этой программе не написано: «Нас беспокоят успехи Китая, так что давайте вернем наших людей на орбиту», но было бы странно игнорировать политическую обстановку, в которой издавались эти документы. Не сомневаюсь, что нас волнует собственная конкурентоспособность. И не стоит забывать, что VSE появилась через год после катастрофы шаттла «Колумбия». После этой трагедии стало возникать много вопросов. Что происходит с нашей программой пилотируемых полетов? Зачем мы рискуем жизнями астронавтов только для того, чтобы гордо проехаться вокруг квартала, где до нас уже побывали сотни людей? Если уж рисковать жизнью, то для того, чтобы побывать там, где еще никто не бывал. Дело не в том, чтобы любой ценой избегать риска: хочется, чтобы риск был адекватен цели.

КС: Насколько продвинулись китайцы? Можем ли мы победить их в лунной гонке?

НДТ: Среди разных критериев, используемых для сравнения Америки с другими странами, один из самых ярких таков: количество научно грамотных людей в Китае больше, чем количество выпускников всех американских колледжей. Когда я был членом президентской комиссии по космосу, мы ездили по всему миру, чтобы посмотреть, с каким уровнем развития приходится конкурировать нашей собственной аэрокосмической промышленности. В 2002 году одна из этих поездок была в Китай. Мы встречались с правительственными чиновниками и руководителями промышленных предприятий (кстати, у них у всех были кольца, свидетельствовавшие об учебе в американских инженерных школах), и они сказали нам: «В ближайшие годы мы отправим человека в космос». Мы не сомневались в том, что это произойдет, потому что видели, сколько ресурсов тратится в этом направлении. Мы видели, что для них это вопрос национальной гордости. Мы видели, что они понимают и экономические последствия таких проектов. Слишком многие американцы считают само собой разумеющимся то, что сейчас свежо и актуально для Китая.

КС: Считаете ли вы неизбежной милитаризацию и колонизацию космоса странами, которые осваивают его?

НДТ: В космосе у нас уже много ценного оборудования: спутники связи, метеорологические спутники, навигационная система GPS. Идут разговоры о том, что все это надо охранять. Можно ли назвать это милитаризацией? Может быть, если на самом деле имеются в виду боевые лазеры и бомбы. Было бы нехорошо, если бы это стало основной тенденцией. Милитаризация подпортила бы чистоту нашей перспективы, суть которой – в исследованиях. А ведь у человеческого духа нет ничего чище такой перспективы.

Мы теряем передовые позиции в науке

КС: Соединенные Штаты пока остаются главной научно-технологической державой в мире, однако иностранные конкуренты укрепляют свои позиции, не так ли?

НДТ: Не то чтобы мы теряли передовые позиции, просто нас догоняют. Соединенные Штаты инвестировали в технологии в пятидесятые, шестидесятые и семидесятые годы прошлого века. Если бы такие инвестиции продолжались, мы бы так и оставались впереди всех. Да, нас догнали, и конкурентное поле выровнялось, но это не было предопределено. Это и сейчас не предопределено. Нам пора инвестировать в самих себя. Наша экономика – крупнейшая в мире, в наших силах вернуть былое лидерство.

КС: Однако все меньше и меньше студентов хотят обучаться науке и инженерному делу, а на самом деле значительная доля сотрудников наших высокотехнологических предприятий родилась за рубежом. Это проблема?

НДТ: Само по себе обучение в наших университетах значительного числа иностранных студентов – не проблема. Так происходит уже несколько десятков лет. Америка проигрывает, только если эти студенты потом уезжают домой.

КС: А это происходит?

НДТ: Да. Раньше иностранные студенты приезжали и оставались, так что наши инвестиции в них с лихвой окупались их творческим вкладом в нашу промышленность. Они становились частью американской экономики.

КС: Так почему теперь они возвращаются домой?

НДТ: Потому что другие страны догоняют нас, и теперь у этих студентов есть хорошие возможности для трудоустройства дома, возможности, которые намного превосходят наши.

КС: Но ведь этот рост, это расширение – хорошо для науки? Разве это не то, чего бы вы хотели?

НДТ: Мой ответ зависит от роли, в которой я выступаю в конкретный момент. На этот вопрос легко ответить, если единственная цель – сохранить Америку сильной, здоровой и благополучной. Однако как ученый я должен думать только о переднем крае науки, где бы он ни проходил. Конечно, хочется самому быть на этом переднем крае, но наука всегда была международным делом. В некотором смысле она разрушает национальные границы, потому что все ученые говорят на одном и том же языке. Уравнения везде одинаковы, по какую сторону океана вы бы ни жили и когда бы их ни записывали. Так что, в конечном счете, да, хорошо, что все больше людей занимаются наукой и все больше стран инвестируют в нее. Тем не менее тот день, когда американцы из лидеров космических исследований превратятся в зрителей, будет для меня горестным днем.