Космическая чума - [64]

Стены оказались стальными. Все, чего я добился, – это исполосовал их ногтями. Пол был тоже стальной. Потолок слишком высокий, чтобы попробовать на нем свои силы, но похоже, что и он был стальной. Окно оказалось зарешеченным изнутри, и так хитро, что снаружи нельзя было догадаться, что это каталажка.

Обстановка была скудной и с минимумом удобств. Умывальник, туалет, приваренная прямо к полу койка.

Это была клетка, сконструированная мекстромами, чтобы содержать других мекстромов, или же одними юмористами, чтобы содержать таких же.

Неметаллические вещи в комнате были, естественно, огнеупорными. Все, за что я не брался, было бесполезно с точки зрения орудия, рычага или инструмента. Я оказался связан по рукам и ногам.

Покончив с исследованиями, я сел на койку и закурил. Я осмотрел камеру в поисках жучка и обнаружил над дверью за барьером линзы телекамеры. За ней виднелась решетка динамика и маленькое отверстие для микрофона.

Я раздраженно запустил окурок в глазок телекамеры. В тот же миг тоненький голос произнес:

– Это запрещается, мистер Корнелл. Вы обязаны соблюдать нормы личной гигиены. А поскольку вы не сможете сами поднять окурок, эту неприятную работу придется выполнять нашему персоналу. Если подобное нарушение повторится, вы будете лишены удовольствия курить.

– Пошли к черту! – рявкнул я.

Ответа не последовало. Даже наглого щелчка. Молчание было хуже любого ответа. Этим они подчеркивали свое превосходство.

Очевидно, я задремал. Когда проснулся, увидел поднос с пищей. Я поел. Потом задремал снова, и пока спал, поднос убрали. Проснувшись утром, я увидел здорового парня, вносившего поднос с завтраком. Я попробовал втянуть его в беседу, но он даже не заметил меня. Позже он забрал поднос так же молча, как и принес. Я провел четыре часа, скучая в одиночестве, пока он не возвратился с ленчем. Шестью часами позже пришло время обеда.

Ко второй ночи я был уже на грани истерии и не мог уснуть.

Я ждал ультиматума.

Следующим утром с подносом явился доктор Торндайк. Он уселся в кресло за оградой и молча уставился на меня. Я попытался пересмотреть его, но, конечно, потерпел фиаско.

– Так куда же мы отправимся? – спросил я.

– Вы здорово влипли, Корнелл. Но сами в этом виноваты.

– Может быть, – заметил я.

– И все же, как ни крути, вы жертва обстоятельств.

– Оставьте свои причитания! Я обыкновенный заключенный. Взгляните в лицо фактам, Торндайк, и кончайте трепать языком, – оборвал я его.

– Ладно, – сказал он. – Факты таковы: мы рассчитываем, что вы поможете нам добровольно. Мы предпочли бы, чтобы вы остались таким как есть, безо всякой переориентации.

– Вы не можете мне верить, – буркнул я.

– Может быть. Не секрет, что мы посадили под замок нескольких ваших друзей. Допустим, они пройдут отличный курс лечения, если вы согласитесь сотрудничать с нами.

– Уверен, что все мои друзья предпочтут, чтобы я стоял до конца, нежели предал их идеалы.

– Дурацкая позиция, – отозвался он. – Бороться с нами все равно что в одиночку пытаться свергнуть правительство. Взгляните в лицо фактам, и увидите, что куда разумнее изменить позицию, а потом уже выбирать масть в зависимости от расклада.

– Мне не нравится ваш новый расклад, – проворчал я.

– Многим не нравится, – заверил он. – Но ведь они не всегда знают, что для них хорошо, а что плохо.

– Слушайте, – я чуть над ним не рассмеялся. – Я лучше сам наделаю кучу глупостей и ошибок, чем попрошу какого-то папочку позаботиться о моей жизни. И говоря о папочках, следует упомянуть, что сам Господь Бог ратовал за полное единство наших желаний.

– Если уж цитировать Священное Писание, – кисло сказал Торндайк, издеваясь надо мной, – то замечу, что сам Господь – жестокий Бог, ниспосылает гнев свой на семь поколений тех, кто его ненавидит.

– Разумеется, – ответил я. – Но любить его или ненавидеть – это наше личное дело. Так что…

– Что вы мелете чушь! Здесь у вас тоже есть выбор. Вами никто не помыкает. Либо вы обрекаете себя на страдания, либо наслаждаетесь жизнью. Также в ваших силах решать – кому помочь, кому отказать.

– Ну, вы просто Бог.

– Ладно, – сказал он, – обдумайте.

– Идите к черту.

– Довольно слабые аргументы, – сказал он надменно. – Никому от этого ни вреда, ни пользы. Так что кончайте трепаться и думайте.

Торндайк ушел, оставив меня наедине с мыслями. Наверное, стоило поторговаться, но что толку? Я ведь им нужен только до тех пор, пока они не откроют какой-нибудь метод заражения мекстромовой чумой. И когда все заботы лягут на их плечи, Стив Корнелл станет обузой.

– Наступило третье утро моего заключения, но ничего не изменилось. Они даже не удосужились подкинуть мне какого-нибудь чтива, так что скоро я был на грани помешательства. Вы даже не можете себе представить, какими долгими могут показаться четырнадцать часов, не побывав в камере, где абсолютно нечего делать. Я делал гимнастику. Хотелось пробежаться, но комната была мала. Я подтягивался до изнеможения, потому что для мекстрома пятьдесят раз на одной руке – не бог весть какой подвиг. Потом передохнул и занялся мостиком, отжиманием и прочей ахинеей, пока снова не выбился из сил.