Космическая чума - [29]

Через город прошел скорый поезд и забрал полторы машины почты. Следующей остановкой этого поезда была Албани. Вряд ли мне будет сопутствовать удача, если я отправлюсь за ним. Далее наступил новый период частых посещений почты (я уже упоминал прежде, что она находилась в мертвой зоне, поэтому я не видел, что делается внутри, и лишь следил за входящими), пока, наконец, не почувствовал, что мое письмо переложили в другой мешок. Потом его отвезли на перрон и повесили на крюк. Я купил билет до Нью-Йорка и сел на скамейку рядом с крюком, – проникнув, мысленно, насколько позволяло мое восприятие, в мешок.

Я проклял весь белый свет. Мешок был жирно помечен буквами, которые можно было разглядеть с девяноста футов: «Срочная почта». Конечно, мне не составляло труда прочесть свое письмо, каждую точку над «и» и черточку над «т», а также рисунок катарининого платка. Но я не мог прощупать напечатанный на бланке, приклеенном на лицевой стороне конверта адрес.

Пока я сидел, силясь разобрать надпись, мимо промчался скорый, подхватив с крюка всю корреспонденцию.

Я кинулся в следующий поезд. Я чертыхался и поносил его почем зря, потому что допотопный паровоз едва тащился, постоянно останавливался, пропуская машины, и, в основном, пытался выяснить, сколько времени он будет ползти около сорока миль в час. Видно, это была судьба. Все остальные поезда, задерживаемые моим грохочущим монстром, тоже поминутно тормозили по дороге, когда какие-нибудь аборигены хотели распить бутылочку пива из поезда.

Я вернулся на Пенсильванский вокзал как раз вовремя, чтобы почувствовать, как мое письмо опустили в конвейер Ла Гардин.

Тут-то меня и засек мой старый приятель полицейский.

– Ну вот! – сказал он.

– Вновь свиделись, офицер. Я…

– Вы пойдете сами, мистер Корнелл? Или мне применить силу?

– Что?

– Вы нарушили положение о тайне переписки Закона Федеральной Связи. И не спорьте.

– Послушайте, офицер! Я же говорил вам, что здесь нет ничего криминального.

– Я не идиот, Корнелл.

Я с сожалением отметил, что он пренебрег формальностями.

– Вы последовали за определенной почтой, чтобы узнать, куда она направляется. А поскольку местонахождение адресата является тайной, вы нарушили закон, пытаясь узнать его местонахождение. – Он холодно уставился на меня, ожидая, что я начну протестовать. – А теперь, – подытожил он, – давайте послушаем ваши сказочки.

Он пытался нагнать на меня страху. При нарушении закона всегда действует одно старое правило, которое гласит, что никто не имеет права использовать средства связи в корыстных целях. После прихода Райна закон «70 нарушений» стал просто всеобъемлющим законом, охватывающим всю нашу жизнь.

– Послушайте, офицер. Это касается моей девушки, – сказал я, надеясь, что эти слова на него подействуют.

– Знаю, – сообщил он спокойно. – Потому я и не стал тебя задерживать. Я просто велел тебе проваливать. Твоя девочка сбежала, оставив тебе только свой пересыльный адрес. Может, она не хочет тебя больше видеть.

– Она больна, – сказал я.

– Может ее семья думает, что в этом виноват ты. Так что лучше проваливай подобру-поздорову. И если я снова увижу тебя, или как ты прощупываешь почту, то отправлю прощупывать железную решетку. А теперь уматывай!

Он подтолкнул меня к выходу с вокзала будто овчарку, упустившую стадо. Я взял мотор до Ла Гардин, хотя вряд ли на нем можно было добраться быстрее, чем на метро, лишь бы поскорее скрыться с глаз полицейского.

В Ла Гардин я вновь нашел свое письмо. Его погрузили на борт ДС-16, направлявшегося по маршруту Чикаго – Денвер – Лос-Анджелес – Гавайи – Манила. Я не знал, куда заведет меня это путешествие, поэтому купил билет и вскочил в самолет буквально перед закрывающейся дверью.

Мое послание лежало в отсеке подо мной, и в часе пути до Чикаго я понял, что этот город и есть местом назначения багажа, хотя адрес на штемпеле письма до сих пор был неразборчив.

Я последовал за багажом, выгруженным из самолета в Чикаго, в полугрузовом автобусе, менее чем в шести футах от моей корреспонденции. Всю дорогу я пытался прочесть адрес.

Выходило, что оно шло в Ледисмит, Висконсин, а оттуда – куда-то в провинцию, куда именно я не понял, смог разобрать только номер.

Потом я отправился обратно в аэропорт Мидвей, и, к своему неудовольствию обнаружил, что в чикагском аэропорту нет бара. Меня это немного обескуражило, но тут я вспомнил, что аэропорт строился на средства Публичной школы, а согласно закону, они не имеют права продавать что-либо крепче содовой, неважно, кто арендует их объект. Поэтому я проторчал в баре напротив Цицеро-авеню до отправления самолета и взял билет на старый пропеллерный самолет до На Клаир, стоявший среди обширных маргаритковых полей. В На Клаир багаж перегрузили в допотопный «Конвоир», облетавший по своему маршруту все деревеньки, а я сел в поезд, так как моей почте суждено было приземлиться в Ледисмит.

В Ледисмит я нанял машину, отметил возможные маршруты и двинулся вперед, влекомый неясным предчувствием. В девяти милях от Ледисмит находился холм Брюс, а недалеко от него виднелась гладь воды, чуть больше деревенского утиного прудика, звучно именованная озеро Калей.