Кошмары - [4]
Теплов все больше седел и лысел, все больше делался угрюмым, неуживчивым и нелюдимым, уходил в себя и, кроме собаки, никому уж не поверял своих мыслей...
Бур тоже все меньше проявлял живости, все больше углублялся в себя и единственный оплот свой видел в человеке.
Часто он глубоко заглядывал в человеческие глаза, которые сделались такими смертельно усталыми, и думал:
— Это существо мне слишком дорого, оттого, вероятно, я и делаюсь таким скучным... Чтобы хорошо жить, нужно быть свободным от всяких чувств... Я уж знаю, это не поведет к добру!,.
Человек глядел на собаку и в свою очередь думал:
— Ему уже десять лет... Целых десять!.. Что будет со мною, когда его не станет?..
И иногда его охватывал ужас. Ему начинало казаться, что Бур теряет уже все: ум, понятливость, гибкость, саму жизнь. Этот ужас чаще всего охватывал его по ночам, когда его мучила бессонница. Тогда он вскакивал, бросался к Буру, будил его, зажигал все лампы и в одном белье начинал проделывать с собакой упражнение.
— Гип-гоп! — кричал он диким голосом, подставляя Буру обручи. — Гип-гоп, Сципио... Алло!..
И собака тихонько взвизгивала, как всегда перед упражнениями, царапала пол когтями, готовясь к прыжку, и прыгала...
— Гип-гоп! — кричал Теплов, взъерошенный и в поту, — гип-гоп... Ты такой же, как был... Гип-гоп...
Спасибо тебе... Гип-гоп... Ты никогда не умрешь!..
И старый жонглер Лохов, занимавший номер рядом с Тепловым, каждый раз наутро жаловался:
— Дружище, ночь создана для сна... Что за сумасшедшие мысли приходят тебе в голову!
V.
Но Бур дряхлел. Про себя он это хорошо знал. Морда его все больше белела. Что-то делалось с его телом такое, что оно тяжелело и лишалось силы. Ему уже тяжело было быстро бежать,— он задыхался. Он уже не сразу перекусывал кость. Скакать он начал неуклюже, и длинный ряд упражнений его утомлял. Вообще, все гайки, так тесно и плотно свинчивавшие его могучие части, расшатались.
Раз ему встретилась меделянка[1], и он подумал про себя, что если та его заденет, придется, пожалуй, уступить дорогу.
Меделянка, занятая своим делом, прошла мимо, не взглянув даже, и это тоже было жестокой обидой.
Но Бур ее стерпел.
А месяц спустя разыгралась трагедия.
На Бура налетели две гончие, заподозрив его в том, что он, старик, захотел отбить у них даму. К гончим присоединилась одна лайка и громадная дворняга-полуовчарка. Присоединились еще несколько собак, и все, хрипя от ярости, сбились в кучу.
Теплова около не было.
Дыбом стала у Бура шерсть на загривке, и глаза налились кровью... Когда-то он разбросал бы, вероятно, всех, но теперь он чувствовал, что эта борьба будет его последней борьбой. Он оскалил свои страшные клыки и отшвырнул гончих, как щенят, он успел еще свалить лайку, но для громадной полуовчарки и для остальных собак у него не хватило уже сил.
И он упал на землю и лежал, чувствуя, как старое его тело рвут в клочья, до тех пор, пока не сбежались люди и не разлили всех водой.
Тогда Бур поднялся, взлохмаченный, окровавленный, дрожащий, какой-то выгорбившийся и сразу похудевший, и пополз домой... Силы его все падали, и несколько раз по дороге он останавливался, чтобы снова не растянуться. Но дополз, ткнул головой дверь, вполз, лег на свой коврик у кровати и прикрыл лапами морду.
Случилось это с ним на обычной утренней прогулке, — время, когда Теплов обыкновенно еще спал.
Но теперь, когда Бур так странно тихо вполз и лег, — Теплов сразу открыл глаза и кубарем скатился с постели.
— Бур!..
Лицо у старого клоуна побелело и запрыгало.
— Бур... что с тобой?
Бур услышал человеческий голос, единственный человеческий голос, который он любил, и слабо шевельнул хвостом; потом, превозмогая себя, с трудом приподнял истерзанную голову и взглянул остекленевшими, замутившимися глазами.
Его взгляд сказал:
— Дружище, дело мое кончено!..
— Бур!..
Теплов ползал на коленях пepед собакой и то прижимал ее к себе, то поддерживал ее никнувшую голову и сердце его колотилось, и он все не мог понять, что это случилось... за что?..
— Я сейчас, Бур... Я все сделаю... все... все... — бессмысленно бормотал он.
И он поднялся и бурей влетел к жонглеру.
— Лохов... Бур умирает... Лохов, ступайте к нему...
сидите около... я сейчас... в одну минуту...
И Теплов, как был, без пальто и шапки, побежал по улице.
Целый час он пропадал, пока нашел такого ветеринара, который согласился тут же с ним поехать... Но нашел...
Было, однако, поздно.
— Гм... Пауло... твоя собачка...— встретил его Лохов, бледный и избегая смотреть...
— Что собачка?..
Теплов схватил жонглера за горло...
— Что собачка? — повторил он хрипло, со вздувшимися жилами.
— Пусти... Пусти, ты меня задушишь... Твоя собачка... твоя собачка...
Бур издох, и Лохов заблаговременно распорядился, чтобы труп собаки унесли.
VI.
Что делал весь этот день Теплов в своих опустевших комнатах, было неизвестно. Но под вечер он зашел вдруг к Лохову, сел за его стол и, тускло посмотрев, задал вопрос, который поставил жонглера в тупик.
— Как ты думаешь, старик, бессмертна душа или нет?
Спрашивал Теплов тихо, но озабоченно, видимо, сильно интересуясь ответом.
— Гм... Пауло.. видишь ли... я не очень много думал об этом в своей жизни...