Кошкина пижама - [24]

— Боже мой! — воскликнул я. — Неужели это Дэррил Занук, глава компании «Двадцатый век Фокс»? А там Гарри Кон, гроза Гауэр-стрит? Какого черта они затесались в этот кошмар?

— Как я уже сказал, они попались в Сеть для Бабочек, которая поворачивает время вспять. Самый гигантский в истории сачок выудил их из могил, сделав им предложение, от которого они не могли отказаться: участок в шесть футов или билет на Вечный Экспресс имени Джона Уилкса Бута.

— Господи, твоя воля!

— Нет, это все Элмо Уиллс, — прокричал Грин. — На базе студии «MGM» в Лас-Вегасе он соединил несколько компьютеров в совершенно несовместимый агрегат и пришпандорил к нему суперпередвижную бейсбольную перчатку.

Я внимательно вглядывался в наполненный дымом игорный вагон.

— Вот так, значит, нынче попадают на поезд?

— Да, — небрежно ответил Грин.

— Снаружи на каждом вагоне — названия кинокомпаний, — продолжал я. — А внутри — покойные магнаты, живьем.

— Они все вложили деньги в виртуальную Сеть и в Элмо, который говорил: «Величайший паровоз в истории? Поезд, благодаря которому вернулись домой Бобби Кеннеди и Рузвельт? Какой поезд сто лет назад объехал всю страну под всеобщий плач?»

Я почувствовал, как щека моя увлажнилась слезой.

— Похоронный поезд, — тихо ответил я. — Поезд Эйба Линкольна.

— Дай ему сигару.

Поезд дернулся.

— Он что, отправляется?! — закричал я. — Я не желаю, чтобы меня видели среди этой мерзости.

— Останься, — сказал Грин. — Назови свой гонорар.

Я чуть не ударил его по улыбающейся физиономии.

— Будь ты проклят!

— Я уже проклят, — рассмеялся Грин. — Но собираюсь оправдаться.

Поезд снова дернулся и заскрежетал.

Моего приятеля Марти швырнуло вперед, а затем бегом потащило назад.

— Ты должен это видеть! Следующий вагон до отказа набит адвокатами.

— Адвокатами? — Я обернулся к Грину.

— Они строчат судебные иски, — сказал Грин. — За задержки в расписании. В каких городах мы останавливаемся? Какие передачи мы даем в эфир? Какие договоры мы подписываем с авторами книг? На чьей мы стороне: Эн-би-си или Си-эн-эн? И тому подобное.

— И тому подобное! — закричал я и вслед за Марти нырнул головой вперед.

Мы мчались через толпу безумцев, которые все поголовно кричали, показывали на нас пальцем и сыпали проклятиями.

Добравшись до четвертого вагона, я рывком распахнул дверь и погрузился в кромешную тьму, наполненную мерцанием огней; танцующие светлячки невидимых машин.

Повсюду вспыхивали яркие пучки света и призрачные тени компьютерной подсветки.

Эта мрачная пещера сияла лампочками, будто в ней находился пульт управления космического корабля; какой-то человечек, чуть ли не карлик, быстро-быстро бегал по консоли своими паучьими пальцами. Да, это был он, изобретатель невероятного, крамольного Жнеца Бабочек.

Я поднял руки со сжатыми кулаками, и карлик воскликнул:

— Вы намерены побить меня?

— Побить? Нет. Убить! Что вы натворили?

— Натворил? — вскричал он. — В моих руках история, передаваемая из уст в уста. Я могу забросить свою Сеть и выловить колесницу Бен-Гура или корабль Клеопатры, посеять смуту и отпустить на волю псов времен.

Он опустил взгляд и погладил руками расцвеченные огнями очертания машины, и продолжал, созерцая минувшие годы и словно обращаясь к самому себе:

— Знаете, я часто думал: если бы в ту ночь, в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, выстрел в театре Форда прогремел чуть раньше, этого траурного поезда никогда бы не было, и история Америки изменилась бы навсегда.

— Что вы сказали? — переспросил я.

— Выстрел, — повторил Элмо. — В театре Форда.

— Выстрел, — прошептал я и подумал: «Никто не станет кричать „Пожар!“ в переполненном театре. А что, если крикнуть это в переполненном паяцами поезде?»

И вдруг я заорал:

— Сукины дети!

Я подскочил к задней двери вагона и распахнул ее настежь.

— Ублюдки!

Три дюжины адвокатов вскочили, услышав мой пронзительный, как гудок паровоза, крик.

— Пожар! — кричал я. — Театр Форда горит! Пожар! — орал я.

Все, кто был в этом проклятом, в этом страшном поезде, услышали мой крик.

Распахнулись настежь старинные двери. С дикими воплями вылетели стекла в старинных окнах.

— Постойте! — вскричал Грин.

— Нет! — ревел я. — Пожар! Пожар!

Я бежал из вагона в вагон, крича, раздувая пламя.

— Пожар!

Все до единого в панике, словно подхваченные ветром, вымелись, из поезда.

Платформа кишела несчастными жертвами и обезумевшими адвокатами, наспех выписывавшими имена и что-то бормотавшими себе под нос.

— Пожар, — прошептал я в последний раз.

Поезд был пуст, как кабинет стоматолога в неудачный день.

Грин, шатаясь, подошел ко мне; на сей раз это его ноги словно приросли к земле. Лицо его было пепельно-серым, казалось, ему не хватало воздуха.

— Поворачивай поезд обратно, — сказал я.

— Что?

Марти повел меня через груды нетронутых гаванских сигар и игральных карт.

— Назад, — простонал я. — Отправляй его обратно на Вашингтонский вокзал, в апрель тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.

— Мы не можем.

— Вы же только что приехали оттуда. Назад, о боже, возвращайтесь назад.

— У нас нет обратных билетов. Мы можем ехать только туда.

— Туда? А что, у «MGM» еще остались свои железные дороги, не закатанные в асфальт? Так поезжайте по ним, как в тысяча девятьсот тридцать втором, бросьте Луиса Майера, скажите ему, что Тальберг