Кошки-мышки - [18]

— Хочешь сказать, что Мастер вызвал Епископа на дуэль?

— Ну, ты, Кэт, и тормозная! Я битых полчаса тебе про это твержу! — как видно, гипервозбуждение стало у Лилит причиной нешуточного расстройства чувства времени. — Говорю же, они монетку кидали! Епископ будет первым, а Мастер — вторым.

— Ты в состоянии рассказывать нормально? — взбеленилась Катя. — Что — «первым», что — «вторым»? Стрелять, что ли?

— Не стрелять, а мессу служить. С ума сойти — две мессы в одну ночь!

«Вот оно что!» — подумала Катя. По мере того, как она прокручивала в голове последовательность событий, эта последовательность приобретала скрытый прежде от Кати смысл. Либо Мастер решил не обострять отношений с Епископом, либо выработал какой-то хитроумный план. В последнем случае становилось понятно, зачем он отправил Катю, как он выразился, «в трёхдневную творческую командировку на дому» — чтобы Катино присутствие не отвлекало его от разработки плана.

— Ну, заполошная! — облегчённо выдохнула Катя. — Растрещалась, как сорока! Я чуть было не поверила в то, что они настоящую дуэль задумали!

— А то не настоящую! — Лилит была до крайности возмущена Катиной непонятливостью. — Валькирия говорит, что без крови не обойдётся, а у неё-то чайник путём варит.

— Валькирия — это которая из Епископских? — уточнила Катя.

— Ну. Только она давно бы уже переметнулась к Мастеру, но боится мести Епископа. Сама так сказала.

Из этого Катя вывела заключение, что Лилит делает этой самой Валькирии и её «чайнику» ничем не подкреплённый промоушен. Если бы у Валькирии «чайник варил путём», то она не стала бы делиться такими секретами с Лилит.

— Ясное дело, без крови — никак, — иронично согласилась она. — Не будут же Мастер с Епископом поливать алтарь портвейном!

Лилит на подначку не отреагировала. То ли до неё «не допёрло», то ли Мастер не знакомил её с притчей про «ребяток-сатанистиков» и «портвейшок».

— Альвария с Каталиной тоже на взводе, — заговорщицки произнесла она. — Все ждут чего-то ужасного.

— Ты что, уже всех обежала? — насмешливо спросила Катя.

— Не всех. Ещё десять человек на очереди, — с чувством глубокой гражданской ответственности сообщила Лилит. И пояснила:

— Меня Мастер послал наших оповещать. Епископских Валькирия собирает. Всё, меня здесь нет!

— Лилит! — крикнула Катя, когда «оповестительница» уже выскочила в коридор. — Ты главное забыла! Когда состоится битва титанов?

— Ой, а я что, не сказала? — голова Лилит просунулась в комнату. — Завтра! В полночь! Да, и ещё — Мастер велел тебе передать, чтобы ты к нему ни сегодня, ни завтра не ездила. Пока, сестрёнка!

После её ухода Катей овладела безотчётная тревога. Конечно, воображение экзальтированных девиц, настроенное на мистическую волну, могло подсказать им какие угодно ужасы, вплоть до присутствия самого Сатаны в качестве рефери на поединке его проповедников, но тревожное ощущение упорно не желало отступать перед доводами рассудка. И эта неотвязная тревога становилась тем более необъяснимой, что у Кати, казалось бы, не было никаких причин так глубоко переживать перипетии противостояния Мастера и Епископа.

Позабыв про машинку, начатую книгу и всю объективную реальность, Катя взяла ручку и занялась тем, чем обычно сопровождалась её активная умственная деятельность, то есть вырисовыванием иероглифов. Но через пятнадцать минут усердного вождения ручкой по бумаге она обнаружила, что результат, как графический, так и мыслительный, резко отличается от обычного. В графическом выражении отличие состояло в том, что иероглифы оформились не в традиционный «башкирский абстракционизм», а в легко угадываемые за переплетениями линий крылья летучей мыши и голову козла.

Про мыслительную составляющую данного процесса и говорить не приходилось — полный сумбур. Измаявшись и решив, что дальнейшее пребывание в подобном состоянии чревато окончательной потерей способности соображать, Катя пренебрегла последними словами Лилит, подхватила сумку и побежала на автобус.

В автобусе Кате повезло — ей удалось захватить сидячее место. Везение, правда, было подпорчено тем, что рядом немедленно уселась толстая баба с сумкой на колесиках и тяпкой, благоухающая фосгеноподобной смесью дешёвых духов и чеснока, и массой рыхлой плоти притиснула Катю к окну. Ничего другого Кате не оставалось, как отвернуться от бабы и предаться созерцанию заоконных пейзажей.

За окнами проплывали: бетонные заборы, за которыми ржавели остовы разнообразной автотехники и возвышались вавилонские башни «лысых» шин; одноэтажные строения барачного типа, чей казарменный облик оживлялся лишь ситцевыми занавесками на окнах; бессильно грозящие небу персты труб электростанции; монументально-серые, словно возведённые в пику разрушению Бастилии, хлебохранилища и бурые жестяные коробки гаражей. Вскоре эти унылые приметы окраины индустриального центра сменились волглым маревом сырых низин, муравейниками коллективных садов и лоскутными одеялами картофельных наделов. Где-то здесь, среди картофельных плантаций, ароматная баба вышла, но на покинутый ею пост немедленно заступил пахнущий табаком, соляркой и перегаром промасленный мужик.