Кошка в светлой комнате - [25]

– Разбегайся! – заорал кто-то.

По склону прямо к столу неслась, размахивая дрекольем и воинственно вопя, кучка людей. В переднем я сразу узнал Штенгера. Телохранители чернорясного торопливо вытаскивали из-под курток дубинки и кастеты, смыкались вокруг своего вождя. Зеваки мгновенно рассыпались.

И грянул бой. Били в песи, крушили в хузары. Силы были примерно равны, обе группы явно знали толк в рукопашной – вряд ли это была первая стычка. Стол перевернули сразу же, зеленая отрава полилась на мертвых, замелькали палки и кулаки, сплелись в клубок апостолы Абсолютного Скотства и пророки эвтаназии. Кто-то уже лежал, кто-то, согнувшись, выбирался из свалки, у проповедника рвали с шеи крест, Штенгер размахивал колом…

Рядом хлопнул выстрел, второй, третий.

– Команда! Мотаем! – завопил кто-то.

Дерущиеся кинулись в разные стороны – видимо, и это было им не впервой. Потоптанные вскакивали и резво бежали следом. Кати перезаряжала пистолет.

– Я же тебе говорила, – сказала она. – Ничего хорошего. Поехали?

– Поехали, – сказал я. – К Штенгеру. Побеседуем.

– Значит, так, – наставлял я, когда мы поднимались по лестнице. – Жди здесь. Если он выскочит, продемонстрируй ему пистолет и загони обратно.

– Что ты затеял?

Не ответив, я позвонил.

Дверь открыл сам Штенгер, заработавший в битве великолепный синяк под левый глаз. На его лице медленно гасла слащавая улыбочка, предназначенная для кого-то другого. Он был по пояс гол, взъерошен, в руке держал коробочку с пудрой – приводил себя в порядок. Апостол Штенгер. Мессия.

– Чем обязан? – недоуменно спросил он, пряча пудру за спину. – Я, право…

Я протиснулся мимо него и пошел прямиком в комнату. Он тащился следом, бормоча, что ему некогда, что к нему должна прийти дама и он при всем желании не может уделить мне времени. В комнате пахло духами и хорошим коньяком, повсюду валялись четвертушки сиреневой бумаги, исписанные бисерным старушечьим почерком. Я поднял одну с кресла.

На крыльях не подняться

нам до Луны,

совсем другим приснятся

цветные сны…

– Вы еще и поэт? – сказал я.

– Все-таки, чем могу… – начал он, останавливаясь передо мной.

– Молчать, – сказал я, смахнул с кресла бумаги и сел. Достал пистолет, снял его с предохранителя и положил на стол. Демонстративно посмотрел на часы. Штенгер молча разевал рот.

– Это – для того, чтобы вы поняли, что дело серьезное, – кивнул я на пистолет. – Вы расскажете мне все, что вам известно о вурдалаках.

– Но, Алехин…

– У меня мало времени, – сказал я.

Рассыпав пудру, Штенгер с бегемотьей грацией прянул к двери, распахнул ее. Я не видел Кати, но там все было в порядке – пиит захлопнул дверь и задом пятился в комнату, нещадно топча свои сиреневые вирши.

– Даю вам минуту, – сказал я. Жалости у меня к нему не было – слишком многое приходилось вспомнить. – Вы расскажете мне все, что вам известно о вурдалаках.

Довольно долго мы смотрели друг другу в глаза. И наконец он отвел взгляд.

– Хорошо, – сказал он. – Можно, я оденусь? И выпить бы…

– Валяйте, – разрешил я. – Только без фокусов.

Он ушел в другую комнату, захлопал там дверцами шкафа. Я вышел на площадку и поманил Кати:

– Иди, садись, только не вмешивайся.

К нам вышел Штенгер с большой буквы – вальяжный, приодетый и причесанный.

– Вот, – сказал он, бросив передо мной свёрнутый в трубку лоскут ткани. – Больше у меня ничего нет.

И глотнул прямо из горлышка, обливая крахмальный пластрон. Я развернул лист. Это была карта континуума и в то же время карта острова – его очертания повторялись и здесь, но если верить проставленному в милях масштабу, созданный пришельцами мирок был больше острова раз в тридцать. Этакая чечевичка сто двадцать миль на девяносто. Прекрасная карта с дорогами, четкими надписями: «Город», «Ревущие Холмы», «Мохнатый Хребет», «Вурдалачьи Леса», указаны даже мало-мальски крупные лесные тропы, родники и форпосты Команды. Кати заглянула мне через плечо и восхищенно ахнула.

– Иди в машину, я скоро, – сказал я ей. Она вышла, прижимая карту к груди.

– Откуда у вас это, Штенгер? – спросил я. – Украли небось?

– Джулиана дала, – сумрачно ответил он, допивая остатки коньяка. – А к ней, по-моему, карта попала от Мефистофеля, я точно не знаю и не собираюсь выяснять…

– От кого?

Выслушав его довольно долгий рассказ, я удивился не на шутку. Оказалось, что наряду с вурдалаками, драконами и таинственными обитателями отдаленных окраин, о которых рассказывают то ли глупые, то ли страшные небылицы, существует еще некий Мефистофель. Живет он неизвестно где, появляется когда каждый день, когда раз в год, обладает способностями, которых нет и не может быть у обыкновенных людей, все знает, всех видит насквозь, задает непонятные вопросы, и, хотя никому вроде бы не причинил вреда, бытует стойкое мнение, что лучше от него держаться подальше. Сам Штенгер лицом к лицу встречался с ним всего раз, месяц назад, чисто случайно, и улизнул переулками под первым пришедшим в голову благовидным предлогом.

Окончательно добило меня то, что по всем приметам этот их Мефистофель как две капли воды походил на таинственного незнакомца, беседовавшего со мной у обломков «Орлана», и это навело на мысль, от которой стало жарко: неужели я в первые же часы пребывания здесь встретил одного из пришельцев, сыгравшего со мной шутку? Его способности, превышающие человеческие, его осведомленность в географии… Остается надеяться, что это не последняя наша с ним встреча.