Кошечка и ягуар - [27]

— Ох, Тори, — спохватился Алан, — а тебе есть что надеть? Как-то я об этом не подумал.

— Зато я подумала, — высокомерно улыбнулась Тори и вышла в соседнюю комнату.

Она взяла с собой самое любимое из вечерних платьев — «цыганское». Черный лиф на тоненьких бретельках подчеркивал ее стройную талию и округлую грудь, юбка того же цвета нежно облегала бедра, а затем плавно расходилась, открывая косые оборки, имитирующие множество юбок: черных, золотистых, серебряных. К платью прилагался серебристый палантин из тонкого шелка, довершали наряд изящные черные туфли на высоких каблуках с пряжками в виде маленьких серебряных роз. Цыганская экзотика в этом наряде удивительно сочеталась с элегантностью и изысканностью. А главное — все это удивительно шло Тори и подчеркивало ее необычную красоту.

Когда Тори, надев все это великолепие и закрепив волосы на затылке золотыми и серебряными заколками, вышла в гостиную, где ее с нетерпением ждали Алан и Анджела, наступила абсолютная тишина.

Маленькая Тори в незатейливых нарядах была милой и очаровательной, хорошенькой и желанной. Но как она умудрилась за несколько минут стать этой высокой и гордой красавицей, загадочной и обольстительной, гибкой, как черная пантера, прекрасной до боли в сердце? Алан на секунду закрыл глаза, подождал, пока дыхание снова станет ровным, а сердце перестанет рваться из грудной клетки, чтобы упасть к Ее ногам. И одобрительно сказал:

— Ну что ж, это значительно облегчает ситуацию. Возможно, тебе удастся вскружить голову главарю местной мафии и...

Договорить он не успел, так как получил оплеуху от неизвестной красавицы и комплимент от подруги детства:

— Ну и гад же ты, — с восхищением сказала Анджела.

К чему относится это восхищение — к его самообладанию или к красоте его невесты, Алан уточнять не стал. Он только поцеловал ручку, нанесшую ему удар, и отправился к мистеру Адамсу, одалживать смокинг. Майк одолжил старому приятелю не только элегантный костюм и все полагающиеся к нему аксессуары, но и предоставил на этот вечер свой шикарный «кадиллак» вместо старенького «форда», взятого Аланом на прокат.

«Кадиллак» плавно скользил по ночному городу под шелест дождя. Невероятно красивая Тори сидела, упорно глядя в окно, за которым ничего не было видно, кроме расплывающихся огней. Она не только надела свой сногсшибательный наряд, но и впервые за все время знакомства с Аланом сделала легкий макияж. Всего-навсего подвела глаза тонкой черной кисточкой и удлинила тушью свои и без того длинные, черные и густые ресницы. Ну еще чуть-чуть коснулась румянами щек и покрасила яркие губы помадой цвета спелой сливы, отчего эти потемневшие и припухшие губы непроизвольно наводили на мысль о страстных поцелуях. И ей было до слез обидно, что Алан ни слова не сказал о ее красоте. Еще она вспомнила, что он ни разу не сказал ей и о том, что любит ее. Она изо всех сил старалась удержать слезы, боясь, как бы не покраснел нос.

Алан искоса поглядывал на эту красивую и немножко чужую женщину и прекрасно понимал, что она сейчас испытывает. Но никак не мог собраться с духом, чтобы заговорить с ней. Все слова казались ему незначительными по сравнению с тем чувством, которое владело его сердцем. И только когда он заметил одинокую слезинку, скатившуюся по безупречной бархатной щечке, Алан прокашлялся и сказал:

— Тори, все, что ты сейчас думаешь, неправда. Я люблю тебя. Очень. И считаю, что ты самая красивая женщина этого мира. А также и всех параллельных с ним. Когда я увидел тебя в этом наряде, то просто потерял дар речи. Но одновременно понял, что полюбил тебя уже в тот день, когда увидел с тюрбаном из полотенца на голове и в шлепанцах Филипа. Просто твоя красота может действовать по-разному: согревать душу, ранить сердце и даже вызывать улыбку. И я чертовски рад, что ты такая удивительно разнообразная. Я, наверное, никогда к этому не привыкну. И это, по-моему, здорово. А теперь, пожалуйста, перестань на меня дуться.

Тори тут же перестала дуться, так как получила исчерпывающий ответ на все свои невысказанные вопросы. И она так ослепительно улыбнулась Алану своими поцелуйными губами, что он схватился за сердце и жалобно сказал:

— Нельзя ли поосторожнее, цынгарелла?

Вскоре «кадиллак» мягко затормозил перед зданием с плотно зашторенными окнами, сквозь которые пробивался неяркий свет. Из двери тут же вышли два высоких парня с огромными зонтиками, так что Алан и Тори, выйдя из машины, остались совершенно сухими. В фойе их встретил респектабельный мужчина в безупречном костюме и, почтительно уточнив их имена, проводил в зал, поразивший их изысканной роскошью и продуманностью обстановки. Зал был освещен мягким светом, источник которого был скрыт, очевидно, где-то в драпировках. Но на каждом столике были лампы, и их яркость можно было регулировать по своему желанию. Основное же достоинство этого необычного помещения было в том, что все посетители могли видеть всех, и в то же время каждый мог в любой момент стать невидимым. Удобные диваны и кресла со столиками между ними отстояли друг от друга достаточно далеко, чтобы разговоры соседей не мешали беседе. К тому же они были разделены оригинальными конструкциями, которые могли выглядеть просто декоративными перегородками, а могли превращаться в настоящие ширмы.