Конан снова спешился и приблизился к Муртану. Он наклонился над зингарцем.
– Ты жив?
– Как видишь, – сквозь зубы ответил Муртан.
– Они ранили тебя?
– В руку.
– Я убил обоих, – произнес Конан, предупреждая вопрос. – Они нас больше не побеспокоят.
– Почему ты пошел за мной?
– На самом деле я пошел не за тобой, а вдоль берега, – возразил Конан. – Ну, если говорить уж совсем честно, то мы с Галкарис поспорили. Я предположил, что ты послушал моего совета и направился к морю, но она верила в тебя… И она не ошиблась.
– Если эти стрелы отравлены, то никакого смысла мое геройство не имеет, – пробормотал Муртан. – Я все равно умру. И какая разница, где это произойдет…
– Кто говорит о геройстве? – хмыкнул Конан. – Речь шла лишь об упрямстве.
– Это одно и то же… – вздохнул Муртан.
Конан присел рядом на корточки и коснулся раненой руки. Муртан успел кое-как перетянуть руку повыше раны, чтобы остановить кровотечение, но выглядела рука ужасно.
Конан наклонился поближе и лизнул рану, а затем сплюнул.
– Если яд и есть, то несильный, – произнес он. – В любом случае, лучше бы это промыть и прижечь. Ты готов?
Муртан выпучил глаза и не ответил. Киммериец велел ему улечься удобнее и отдыхать. Галкарис устроилась рядом. Муртан удивленно наблюдал за девушкой. Она больше ничем не напоминала ту робкую красавицу, которая впервые появилась в богатом кордавском доме. Теперь Галкарис, скорее, напоминала хорошенького длинноволосого мальчика на пороге взросления. Отважного мальчика, готового встретить лицом к лицу любую опасность.
«На самом деле она – женщина-воительница, – думал Муртан. – Как я мог ошибаться в ней? Она совершенно не годится для роли наложницы. Она – спутник, друг, соратник. И, пожалуй, более храбрый, чем я…»
Галкарис спокойно сидела рядом, время от времени машинально касаясь волос Муртана. Жест этот был ласковым, почти сестринским, но теперь Муртан больше не сомневался в том, что Галкарис любит его. Любит по-настоящему, не так, как продажная рабыня любит своего хозяина.
Все эти мысли и чувства были для Муртана совершенно внове и он настолько увлекся ими, что совершенно упустил из виду киммерийца.
А Конан между тем готовился к медицинским процедурам – в своем понимании. Понимание это было полностью в духе варвара. Киммериец развел небольшой костер и положил в огонь большую заостренную палку. Затем отвязал от седла бурдюк с водой, сиял с пояса фляжку со спиртным и приблизился к раненому.
Несколько мгновений киммериец рассматривал простертого перед ним Муртана, затем поднес к его губам флягу.
– Выпей, – приказал он.
Муртан полагал, что сейчас его напоят водой, и сделал большой глоток, в чем тотчас же раскаялся. Напиток обжег ему язык и десны, он закашлялся и едва не подавился. Конан засмеялся.
– Никогда не жадничай, – назидательно произнес варвар.
Муртан только вздохнул. Когда киммериец вбил в землю колышек и привязал ноги раненого, Муртан не нашел в себе сил даже для простого возражения. Киммериец явно знал, что делает.
Здоровую руку Муртана он также привязал – к выступающему петлей из земли корню дерева. Затем вынул из костра заостренную палку с пылающим углем на конце и обратился к Галкарис:
– Сядь у него в головах и держи его плечо, чтобы не дергался.
Раненый, прижатый к земле и совершенно беспомощный, раскрыл рот, чтобы крикнуть, и тут Конан сунул ему между зубов ременный пояс:
– Зажми и не кричи. Мало ли кто окажется поблизости – услышит. Могут быть неприятности.
И без всякого предупреждения прижег открытую рану пылающим угольком.
Боль оказалась настолько сильной, что Муртан прокусил ремень почти насквозь, а затем потерял сознание.
Конан выдернул палку и дал Галкарис знак освободить раненого. Когда Муртан очнулся, его руки и ноги уже были отвязаны, а плечо нестерпимо горело
– Хочешь? – Конан снова протянул ему флягу.
На сей раз Муртан пил более осторожно, и спиртное помогло ему. Он сумел перевести дух.
– Надеюсь, огонь выжег все следы яда, да и кровь свернулась. Ты скоро поправишься, – ободрил его Конан.
– Что мы будем делать? – спросил Муртан.
– Переждем несколько дней, чтобы ты окреп и мог десть в седло, а потом двинемся в сторону Лук-сура. Гам есть паром. Пора нам перебираться в Стигию.
* * *
Трое путников шли по улицам Луксура, стараясь поменьше привлекать к себе внимание. На них и вправду никто не смотрел. Это были самые обыкновенные воины из пустыни, закутанные до самых глаз в широкие белые плащи. Все трое шагали враскачку, как будто ходьба по земле была им в диковину, – ведь они привыкли передвигаться на конях.
Один из них все время вертел головой, не в силах оторваться от зрелища, которое раскрывалось перед ним на каждой новой улице, на каждой площади.
– Поверить не могу, что я наконец в Стигии! – говорил он своим спутникам. – Столько раз я читал об этой стране, и вот я – здесь.
– Не выражай свои восторги так открыто, – предостерегал его другой, рослый и широкоплечий. Даже белый плащ, почти совершенно скрывающий путника до самых скул, не мог замаскировать ярко-синих глаз, горящих на смуглом лице.
– Мне здесь не по себе, – признался третий путник, невольно ежась.
