– Я взяла их в твоем багаже, – бесстрашно ответила она.
– Но ведь это кража!
– О нет, мой господин, – возразила Галкарис. – Ты сам говорил мне, что одна собственность не может украсть другую собственность того же хозяина.
– Верно! – Лоб Муртана разгладился. Хорошее настроение вернулось к нему, и он снова потянулся за ягодами. – Я действительно говорил нечто в таком роде… Итак, ты обзавелась мужской одеждой. Для чего?
– Для того, чтобы свободно гулять по городу.
– Разве ты не собиралась сбежать?
– Сбежать? Но зачем?
– Чтобы быть свободной!
– Мой господин, женщина никогда не бывает свободна. Ей всегда требуется защитник и покровитель, так пусть это будешь ты, добрый и щедрый, а не какой-то неизвестный, который, возможно, не будет ко мне так добр.
– С чего ты взяла, глупая женщина, что я буду добр к тебе? Ты рабыня, вздумавшая своевольничать! Так для чего тебе шляться по городу?
– Из любопытства.
– Разве тебя не устраивает жизнь, которую ведут все остальные мои девушки?
Помедлив, Галкарис все-таки решилась сказать ему правду:
– Мой господин, никакая рабыня не могла бы желать лучшей доли. Но мне нестерпимо скучно с этими женщинами. К тому же они все время жалуются на воображаемые недуги и все они недовольны мной и путешествием.
– Мои люди? – недоверчиво переспросил Муртан. – Ты хочешь сказать, что мои люди могут быть чем-то недовольны?
– Люди всегда чем-то недовольны, даже те, о которых ты заботишься.
– Сядь рядом, – кивнул Муртан. – Угощайся. Хочешь вина? Расскажи обо всем, что ты думаешь, Галкарис. Сдается мне, ты вовсе не так глупа… для женщины.
Галкарис совсем не хотела говорить о неприятном – о болтливых служанках, о мрачных стражниках, о глупых и бесконечных жалобах, которые ей приходилось выслушивать но тысячу раз на дню. Вместо этого она принялась рассказывать о разных чудесах, повстречавшихся ей во время прогулок. Она так увлеклась, что сама не заметила, как прошло время. Уже стемнело, пора было отходить ко сну. Галкарис заснула на постели Муртана, и его, казалось, вполне устраивало это обстоятельство.
На следующий день они вновь двинулись в путь. Галкарис пришлось вытерпеть немало нападок от своих «подруг» по путешествию: каждая пыталась вызнать, о чем Галкарис разговаривала с их господином и что она такого сказала или сделала, если ее так выделили из числа прочих.
Девушка отмалчивалась. Больше всего на свете ей хотелось бы сейчас остаться в одиночестве.
* * *
Берега Стикса со стороны Шема выглядели довольно приветливо. По реке плыли лодки и баржи. В небольших деревнях жили смуглые люди. Целыми днями их можно было видеть работающими на полях, с мотыгами в руках: они разрыхляли непокорную землю и неустанно поливали ее водой, чтобы выгнать из ее недр урожай.
Люди эти не казались ни веселыми, ни приветливыми. Муртана это, впрочем, не удивляло: он знал, что крестьяне по своей природе недоверчивы, ворчливы и всегда погружены в какие-либо заботы. Прежде он читал об этом в книгах, теперь же получил возможность полюбоваться на них собственными глазами.
Как всякий путешественник и книгочей, Муртан не слишком высокого мнения был о людях, работающих на земле. Такова уж их участь. Кто-то должен трудиться, чтобы все остальные могли есть. Так устроили боги.
Большинство встреченных путниками крестьян носили легкие сандалии, сплетенные из пальмового волокна, набедренные повязки и яркие платки, обматывающие голову, дабы уберечься от палящего солнца. Многие казались невероятно, неестественно худыми: скелеты, обтянутые черной сморщенной кожей. Но обольщаться на их счет не стоило: при малейшем подозрении насчет чужаков – что они-де могут покуситься на их собственность, – эти «ходячие скелеты» обнаруживали недюжинную силу.
Один из стражников убедился в этом на собственной шкуре.
Стоило ему протянуть руку, чтобы сорвать с дерева фигу и закусить, как на него налетела тощая женщина. Где она пряталась до сих пор – оставалось загадкой.
На матроне была только набедренная повязка. Ее сморщенные груди болтались, свисая едва ли не до пояса, руки были похожи на палки, а лицо – на печеное яблоко. Однако она хватила незадачливого парня по голове с такой силой, что он упал и потом весь день ехал на коне в полуобморочном состоянии: чернота так и плавала у него перед глазами.
Муртан не сказал по поводу случившегося ни единого слова. Стражник сам был виноват – он оказался неосторожен и имел глупость попасться.
Галкарис наблюдала и делала выводы…
Кое-что из увиденного казалось ей знакомым. Она и сама росла в бедности и знала, что голод и страх перед будущим делают людей жестокими.
Караван не спеша двигался вдоль Стикса. Муртан неустанно любовался пейзажами и размышлял о том, что недурно было бы найти художника, который по заказу хозяина изображал бы все увиденное на свитке. К сожалению, среди местных жителей трудно было заподозрить кого-либо в художественных наклонностях: ни один из этих крестьян не умел держать стилос в руках, не говоря уж о том, чтобы рисовать пейзажи. Да подобная мысль просто не приходила никому в голову!
«Я набрал полный караван прислужников и не позаботился о художнике! – сокрушенно размышлял Муртан. – А ведь стоило бы написать книгу о нашем великолепном путешествии».
