Кошачьи проделки - [49]

У нас появились виниловые защитные накладки на углах ковров. Немного поздно мы ими обзавелись, но они хорошо предотвращают дальнейшее разрушение – кроме тех случаев, когда приходит какой-нибудь важный для нас гость и мы их сдергиваем. Виниловые накладки выглядят довольно странно, и люди могут счесть нас чудаками, поэтому я обнажаю изжеванные углы, со смехом объясняя насчет специфических особенностей Сески. А когда приходит время еды, мы выгоняем его и Шебалу в холл, чтобы они не могли забраться в тарелки гостей. И что же я вижу (и знаю заранее, что увижу!) после того, как со стола убрано и я открываю дверь, чтобы позволить кошкам вновь присоединиться к компании? Двух кошек, сидящих прямо, как столбики, на другом конце холла, после того как они еще немножко объели углы ковров, с которых были услужливо удалены виниловые накладки. Неукротимый Сесс снова нанес удар.

Коттедж, как я уже говорила, теперь выглядит несколько иначе. Эти странные виниловые накладки. Ковер в гостиной теперь крапчатый, желтовато-коричневый. Выглядит не так приятно и эстетично, как красный, но на нем не заметны грязные отпечатки лап или пятна от расплесканного вечернего молока или те места, где – съев в лечебных целях достаточно травы, чтобы потопить военный корабль, – они, придя в комнату, со смаком отрыгивают ее на пол.

Теперь наш диван и кресла покрыты гранулированным винилом. Внешне он похож на кожу, и люди замечают сходство сидений с седлами – что, как они говорят, придает комнате привкус ранчо. Может, и придает, но это английский коттедж. Я тоскую о своих прежних бледно-зеленых чехлах. Винил, однако, можно протирать, и кошки никогда не делают попыток драть его когтями, что звучит невероятно, но является абсолютной правдой. Кто-то говорит, что дело в его запахе, другие – что в скользкой текстуре, но факт остается фактом: хотя они будут бурно и с удовольствием драть кожу или ткань, но по какой-то удивительной причине винил остается для них табу.

Жаль, что я не могу сказать того же самого о деревянных изделиях. Сесс, например, может скакать, как блоха. Когда мы берем их в сад, он лихо взлетает над брусьями барьера, блокирующего вход: с места подпрыгивает, летит поверх и приземляется, к изумлению всех, кто его видит. Тогда как Шебалу чопорно забирается по ним, как девчонка из «Пиратов Пензанса»[29] карабкается по скалам. В доме же, однако, именно она прыгает, не задумываясь, на заднее окно гостиной, находящееся на высоте пяти футов. Это высокое окно, выходящее на склон холма, где бродит на привязи Аннабель, а с ней ее друзья сороки. А что же делает Неукротимый Сесс, видя, как она выгибает шею, глядя на что-то интересное за окном? Он карабкается по спинке одного из наших антикварных резных стульев, как делал когда-то котенком.

В ту пору было восхитительно наблюдать, как усердно взбирается его маленькое белое тельце по узору из желудей и шиповника, неизменно теряя присутствие духа на полпути и взывая о подмоге для подъема на вершину. Но когда сейчас самый высокий кот из всех, что у нас были (стоя на задних лапах, он уже покрывает добрые три четверти расстояния, еще даже не начав восхождения), все равно по-детски карабкается по спинке стула и зовет на помощь, потому что застрял, оставляя вдобавок на резном узоре непрерывный след когтей…

Что, спрашиваю иногда я себя, испортят они в следующий раз? Почему всегда выбирают что-нибудь такое, что могло бы впоследствии, не будь оно изуродовано, стать ценным? Почему, черт возьми, при всем накопленном нами опыте мы упорно заводим себе сиамских кошек? Потом я смотрю в голубые глаза Сесса, на эту его беспокойную коричневую мордашку, беру его на руки и прижимаю к себе. Вот мой ответ.

Глава вторая

Стандартный комментарий старика Адамса, когда он смотрит на Сесса, таков: «Эдакого чудно2го у вас еще не было». Поскольку старик Адамс принадлежит к старейшим и наиболее всеведущим из наших соседей, который никогда не упускает ничего из происходящего в Долине и помнит всех наших кошек и их странные особенности (начиная с пристрастия Саджи выслеживать влюбленные парочки, отправлявшиеся вверх по холму, уверенности маленького Соломона в том, что он лошадь, и того случая, когда Шеба застряла на телефонном столбе), – такое высказывание чего-то стоит.

Он прав: Сесс определенно необычный – по внешнему виду, по тому, что он делает, и по тому, как таинственно и жутковато смотрит на людей. В первый раз пытливость его взгляда поражает комизмом. Посмотрев на него во второй раз, человек начинает задаваться вопросом: кто мудрее – он или я? Что такое ему известно? Что ему видно? Что он думает?

Отчасти причиной тому – форма его морды. Более длинная, узкая, с более высокими скулами, чем у любой нашей прежней кошки, а подбородок до того заостренный, что кот похож на философа елизаветинских времен. «Посмотрите на длину его головы, – вздыхает его заводчица всякий раз, как его видит. – Если когда-либо рождался кот-чемпион…»

Несмотря на весь свой чемпионский вид, он не стал победителем. Дело в том, что когда он был котенком, у него погнулся хвост. Никто не знает, как это произошло. Родился он нормальным. Это был не тот, ныне редко встречающийся атавистический дефект сиамцев, который всегда бывает ближе к кончику хвоста. В возрасте одного месяца хвост Сесса был идеален, сказала нам его заводчица Полин Фербер, – затем вдруг однажды он появился с этим изгибом у основания хвоста, под прямым углом. Погнул ли он его дверью, или кто-то его укусил… определенно это не могло случиться само собой. Ветеринар сказал, что поврежден хрящ и тут нельзя помочь, наложив лубок или сделав операцию, поскольку место повреждения находится меньше чем в дюйме от спины. И вот таким он и остался, надежда всего помета, с хвостом, похожим на заводную рукоятку машины.