Кошачьи игры - [3]

Когда длиннющий лимузин, с трудом протискиваясь между разваливающихся хибар, остановился рядом с самой непрезентабельной из них, множество кошек облепило его и шоферу пришлось выругаться, чтобы отогнать их и суметь открыть дверь. Приземлившись в гуще клубка кошек, он с осторожностью прошел к задней двери, и распахнул ее. С кожанного розового сиденья поднялась невзрачная особа, осторожно державшая на руках роскошную белоснежную кошку с фарфоровыми голубыми глазами, пушистым хвостом достигавшем земли, нежную шейку ее украшал розовый воздушный кокетливо завязанный шарфик. Поднялся страшный ажиотаж, кошки мяукали так громко, что напугали и без того смущенную тетку и Одиллии пришлось что-то нежно промурлыкать, чтобы установилась абсолютная тишина. Что сказала их неподражаемая Оди никто не расслышал, и это не имело никакого значения, вероятно что-то очень приятное и важное, от одного звука ее голоса хотелось визжать от восторга. Один кот, сумевший пробраться поближе расслышал слова ласково произнесенные дивой:

— Дерьмо собачье, все эти поклонники и шагу ступить не дадут, провалитесь все до единого, я и глазом не моргну.

Одиллия звездно улыбалась и кивала мордочкой направо и налево. Если бы кот, услышавший ее тираду не стоял так близко, то решил бы что ему почудилось, так не похоже было то, что он услышал на нежнейшее выражение Одиллиной мордочки. Кот подошел еще ближе и, перекрывая вой кошек, громко, чтобы его могла расслышать Оди, прорычал:

— Что вы мурлычете, любезнейшая, кто здесь дерьмо собачье? Уж не мы ли, собравшиеся поприветствовать Вас? Или я что-то не так расслышал?

Одиллия легко соскочила с рук своей камеристки и подойдя близко к коту, показавшись ему во всей красе:

— Дорогой Вы мой! Как можно! Какой скандал! Мррр Мяу! Как могли вы подумать, что я в состоянии говорить подобные пошлости. Брр! От одной только мысли у меня пошли блохи по всей шерсти. Я сказала, если вам так интересно, тут Одиллия зажмурилась и промурлыкала, — я сказала «Леррмо Собанье», Одиллия улыбнулась еще нежнее и призывнее. Может вы не знаете, что такое Леррмо Собанье, но вам простительно, вы, вероятно, не следите так внимательно как я за парфюмами, Леррмо Собанье — это новый парфюм, мне показалось, что я почувствовала его запах, а я безумно хочу его заполучить, но его еще не получили ни в «Галери де ша» (Galerie des chats), ни в «Бутик дю ша нуар» (Boutique du chat noir), у меня был пробничек, но он закончился и я мечтаю об этом парфюме, — Оди закатила свои фиалковые глазки и прибавила, — поэтому я и сказала, «провалиться мне на этом месте».

Кот не мог далее противиться очарованию дивы и совершенно удовлетворенный полученным разумным объяснением замурлыкал от восхищения. Ляма продиралась сквозь толпу безумцев, выкрикивающих имя обожаемой Одиллии, не представляя зачем она хочет посмотреть в глаза бывшей подруги, отбившей у нее самого интересного и любимого кота на свете, ее дорогого Честера. Подойдя совсем близко на расстояние вытянутой лапы, она решилась; выскочила фурией, и вцепилась в знаменитый Одиллин хвост. Нападение было настолько неожиданным, что никто из окружавших обожателей не смог защитить белоснежную нежнейшую Оди, и, о ужас, хвост легко отделился от Одиллии, оставив после себя аккуратное розовое пятнышко не затянутое шерстью. Ляма застыла с хвостом в зубах, не зная, что с ним делать. Одиллия взвизгнула, но уже в следующее мгновение взяла себя в лапы, гордо подняла мордочку, даже не взглянула на свою обидчицу и прошествовала далее так, как если бы у не был не один, а целых три хвоста.

Ненилла подскочила к обожаемой внучке и затащила ее в свою старую нору, оставив в изумлении притихших смущенных кошек и опекуншу, не знающую куда себя девать. Кошки не видавшие такого грандиозного скандала со времен знаменательного дня, когда великий Рамзес потерял свои исторические усы, также оказавшиеся накладкой, постепенно обретали дар мурлыкания. Ляма во избежание непредвиденных осложнений ушла по-английски, не сказав никому мяу, предварительно бросив ненавистный белоснежный хвост под первый попавшийся куст. Тут его обнаружила одна из старейших кошек двора. Она пощупала и поднесла к подслеповатым глазам тончайший шелковый хвост, искусно собранный на основании, которое легко крепилось к любой гладкой поверхности. Кошка попыталась прилепить его к месту, где у нее находился облезший остаток, когда-то пышного хвоста, но ничего не получилось, белоснежная гордость Одиллии никак не хотела приживаться на непривычном, неуютном месте. Хвост проделал почетный круг, коты и кошки наперебой старались улучшить свою ординарную серую внешность чудом доставшимся белым сокровищем, но, увы, хвост отваливался. Хвост благополучно добрался до камеристки, которая выхватила его и шмыгнув в машину, судорожно захлопнула за собой дверцу. Вздохнув с облегчением она сняла с тощей груди висевший на шнурке маленький ключ, достала с заднего сидения, битком набитый разными сокровищами сундучок, открыла и сунула в него злополучный хвост.

Одиллия оказавшись в атмосфере своего счастливого детства расслабилась, расчувствовалась. Первым делом она обошла жилище своей бабули, не заметив или не придав значения невообразимой грязи, скопившейся в углах, не вычищаемой с тех пор, как еще совсем маленьким котенком она убежала от Нениллы. Бабушка была строга в определенных вопросах, но уют понимала по своему и по случаю визита своей знаменитой внучки украсила жилище всеми возможными ей способами. Она достала на какой-то престижной помойке почти новый коврик, который заботливо положила перед своим старинным креслом-качалкой, предметом зависти всех товарок Нениллы. Фото ее выдающегося пятого мужа, сгинувшего еще до большого Передела кошачьих владений красовалось напротив карточки, на которой Одиллия на фоне пальм, моря и пушистого хвоста, кокетливо улыбалась. Фотографию подарила Одиллия по случаю дестилетнего юбилея Нениллы.