Кортес - [88]

С марта 1529 года Кортес уже знал, что получит титул маркиза и права собственности на все захваченное недвижимое имущество. В отношении управления Новой Испанией вопрос еще не был решен, но Эрнан питал надежды. 1 апреля король написал Гусману письмо с целью урегулирования проблемы возмещения расходов на экспедицию к Молуккским островам и жаловал Кортеса двойным титулом маркиза и губернатора![210]

В начале апреля успокоенный Кортес обвенчался в Бехарском замке с юной Хуаной де Зунига. В этом орлином гнезде на вершине отвесной скалы Кортесу, наверное, было не по себе: клочок земли в тесном ошейнике злобно ощерившихся зубцами толстых стен старой крепости. Место как нельзя лучше подходило для этого брака: за конкистадором захлопнулась дверь клетки. Но Кортес ухватился за этот союз, как потерпевший кораблекрушение хватается за спасительный обломок мачты. Если бы он не женился, его ждала судьба беглеца, человека вне закона, за голову которого назначена награда, а теперь милостью Гименея он маркиз, губернатор и главнокомандующий. Спасительный шаг, но за него пришлось заплатить дорогой ценой.

Хотя бы потому, что Кортес никогда не говорил о своем новом браке, можно предположить, что этот союз не был для него счастливым. Не находилось у него и доброго или нежного слова для супруги по расчету, младше его почти на двадцать пять лет, которую он с трудом выносил, несмотря на ее свежесть и красоту. Чтобы не ударить в грязь лицом, он подарил ей к свадьбе пять чудесных изумрудов, вызвавших зависть у императрицы Изабеллы. «Никогда еще в Испании у женщины не было столь великолепных драгоценностей», – восхищался Лопес де Гомара.[211] Но украшения не могли сделать брак счастливым.

Незадолго до свадьбы Кортес направил послов к папе римскому. Один из его соратников по конкисте, Хуан де Геррада, в сопровождении двух индейцев доставил в Рим роскошные дары из предметов мексиканского искусства. Папа Климент VII – Джулио Медичи – благосклонно принял просьбу о признании законнорожденными трех первых детей-метисов Кортеса. Понтифик также благословил основание для индейцев приюта Иисуса-Младенца, который Кортес построил в самом центре Мехико на месте первой встречи с Мотекусомой. Не без тайного умысла папа даровал Кортесу той же буллой от 16 апреля 1529 года право взимать десятину со своих владений для финансирования строительства и содержания госпиталя. Это было нарушением соглашения о патронаже, заключенного между испанской короной и Святым престолом во времена Изабеллы Католички. Но Климент VII еще не простил Карлу V своего плена, когда распоясавшаяся солдатня громила Рим, и ему доставило тайное наслаждение лишить испанского монарха его монополии! Этим шагом папа передавал Кортесу полномочия королевской власти.

Только 6 июля после четырех месяцев тяжелых словесных баталий Карл V подписал в Барселоне указы, предоставлявшие дону Эрнандо Кортесу все выторгованные милости. Конкистадор получил удовлетворение по всем пунктам, за исключением самого важного – губернаторства в Новой Испании, в котором король отказал. Пойти на эту уступку значило для Карла потерять лицо. «На благо будет, – писал Кортесу король, – и тому есть наша милость и воля, дабы с нынешнего дня вы носить могли титул маркиза долины именем Гуахака».[212] В трех приложениях к письму уточнялись границы первого маркграфства Америки.

Земли Кортеса составили огромное частное владение площадью от шести до семи миллионов гектаров и были географически разбиты на семь частей. Прежде всего он получал территории в бассейне Мехико: Койоакан, Такубайя, охотничьи угодья в Ксико и Тепеапулько к югу от залива, а также некоторые кварталы в Мехико-Теночтитлане. К владениям Кортеса практически полностью отошли Главная площадь и весь район между акведуком Чапультепека и Тлакопанской дамбой. Ненасытный Кортес пожелал получить еще и Текскоко, Отумбу, Уексоцинго и Чалько, но король не уступил его требованиям. Конкистадору и так отходили вся долина Толуки в сотне километров к западу от Мехико и обширное владение вокруг города Куэрнавака (бывший Каугнауак) – также в ста километрах от столицы, но только к югу. Дальше к востоку, к северу от Веракруса, Кортес получал великолепные земли на атлантическом склоне сьерры в окрестностях Ксалапы. Кроме того, была еще и долина Оахака, давшая имя всему маркграфству. Впрочем, Кортес всегда предпочитал именоваться «el marques del Valle» – маркиз долины, не уточняя, какой. В собственности Кортеса находились две области, представлявшие стратегическое значение, так как находились на севере и юге перешейка: соответственно район Тукстлы и район Тегуантепека. Кортесу пожаловали «двадцать три тысячи вассалов», над которыми он получал право гражданского и уголовного суда. Эти цифры были получены, естественно, произвольно, так как в Старой Испании мало кто представлял истинные размеры Мексики. Королевские советники не отдавали себе отчета, какую бескрайнюю территорию они подарили Кортесу.

Хотя Эрнан и не получил титул губернатора, тем не менее он вернул себе функции главнокомандующего, которые исполнял с 1519 года. Конечно, никаких иллюзий на счет значимости этого военного звания в мирное время он не питал, но все-таки такой официальный статус обеспечивал ему признание и законное место в строю представителей власти в Новой Испании. Кортес особенно добивался и в конце концов получил право управления землями в Южном море. Карл V и не мог поступить иначе, поскольку через несколько дней после свадьбы Кортеса подписал с Португалией договор о Филиппинах; король знал, в какой степени обязан успехом переговоров с лузитанским соседом экспедиции, снаряженной конкистадором. Так Кортес был назначен «главнокомандующим в Новой Испании, побережья и провинции Южного моря». 27 октября 1529 года он получил должным образом оформленные капитуляции, дававшие ему право на исследование Тихого океана с мексиканского побережья. Именно в этой перспективе строил свои планы Кортес, добиваясь территорий, которые обеспечили бы ему контроль над Тегуантепекским перешейком: на юге, со стороны тихоокеанского побережья, и на севере, со стороны Атлантики. Рассчитывая прибыль или преимущества, которые он мог бы извлечь из торговли между Китаем и Кастилией с транзитом через Тегуантепек, он на пятьдесят лет предвосхитил рейс «манильского галиона».