Корсары Ивана Грозного - [141]

Ханские вельможи, низко кланяясь, вышли из шатра.

* * *

В пятницу второго августа в ставке Воротынского появились перебежчики. Это были русские мужики, взятые в плен татарами под Рязанью. Они рассказали, что Девлет-Гирей в субботу готовится одним ударом разгромить Гуляй-город. Одних турецких янычар будет семь тысяч. Улан Ахмамет, заменивший Дивей-мурзу, приказал в ночь на субботу выдернуть во рву около одной из стен крепости колья, сделать подкоп и разобрать стену.

В заключение рязанцы попросились в полк к Воротынскому воевать против татар. Обласкав мужиков, воевода, оставшись один, долго думал.

— Призвать князя Шуйского! — приказал он.

В шатре появился воевода сторожевого полка.

— Сколько людей осталось в твоем полку? — спросил Воротынский.

— У меня восемьсот сорок два воина, а у воеводы Василия Ивановича Колычева — шестьсот восемьдесят два.

Воротынский заглянул в свои списки.

— Вот что, Иван Петрович, пусть твои люди днем спят, а ночью вокруг Гуляй-города дозор держат. Хан мыслит подкопом взять крепость. Понял, друже?

— Как не понять, Михаил Иванович, — отозвался Шуйский, — да только не взять хану крепости.

Нарядному воеводе Коркодинову Воротынский приказал изготовить пушки к бою.

Ночью ратники сторожевого полка выследили татарских лазутчиков и окружили их. Многие были убиты, другие спаслись бегством. Ханская затея не удалась.

В шатре Воротынского долго горел огонь. На совет собрались воеводы всех полков. Выслушав своих помощников, Михаил Иванович дал им приказы. Оставшись один, улегся на постель из медвежьих шкур, но заснуть не мог. Его мучили сомнения.

Русское государство в XVI веке.

«…Завтра решится судьба России, — думал Михаил Иванович, ворочаясь на жестком ложе, — и многое зависит от меня… Я должен и буду защищать престол царя Ивана. Но можно ли ему верить? Не пустой ли звук его обещание отменить опричнину? Что, если он после победы снова начнет пытать и казнить неповинных людей, разорять Русь?..»

— О, как я ненавижу его! — вырвалось вслух.

Михаил Иванович отбросил покрывало и сел. Хан Девлет-Гирей хвалился привести его на веревке в свое царство. Не посланный ли это богом случай избавиться от злодея? Но тогда татары должны одержать победу… «Если мы будем разбиты здесь, у реки Лопасни, что ждет Русскую землю? Оправится ли она или будет долгие годы платить дань и кланяться язычникам? Быть снова рабами? Боже милостивый! Казань и Астрахань отдать татарам! Опять потоками польется русская кровь. А Москва?» Князь вспомнил прошлогодний набег Девлет-Гирея, вспомнил обращенную в прах и пепел Москву. Выдержит ли родная земля, окруженная со всех сторон врагами, новое испытание?

Он поднял глаза на икону Николая-угодника, и показалось, что большие, чуть прищуренные глаза любимого святого смотрят не по-обычному строго.

— Прости меня, святой боже, за презренные мысли! Москва осталась одна, беззащитная. Пока бьется мое сердце, я буду стоять за отечество. Царь Иван смертен: потешится, да и на кладбище, а Русской земле жить вечно… Победа, только победа! Стоять насмерть за все, что можно любить в жизни: за родную землю, за народ русский, за православную веру, за свой дом, за детей, за матерей и жен своих…

Воротынский опустился на колени.

— Приведи мой ум в ясность, дай твердость руке, — просил он у бога, — не пущу язычника на отчизну. Скорее Ока назад потечет, чем мы отступим.

В полночь войска, стоявшие в крепости, были подняты на ноги. Им велено огня не зажигать, не шуметь, разговаривать шепотом. Пусть думают враги, что русские спят.

Сотня Степана Гурьева заняла участок стены слева от вылазных ворот.

Мореходы стали готовиться к бою, зарядили свои пищали, точили боевые топоры с длинными рукоятками. Отец Феодор с крестом в руках обходил отважных воинов. Готовясь к смертному бою, многие исповедовались, и монах-кормщик отпускал им грехи.

Неожиданно мореходов сменили стрельцы; сотне Степана Гурьева приказано быть наготове к вылазке вместе с войсками передового полка.

Не успели мореходы отойди от ворот, как началось движение. Из крепости выходил большой полк. Михаил Воротынский выехал на своем любимце — сером жеребце, окруженный воеводами. В темноте чуть отсвечивали драгоценные доспехи.

— Братья мои, государи, — повернувшись в седле, сказал Воротынский ратникам, — будем биться насмерть, не отдадим врагу свою землю на позорище!

— Не отдадим Москвы врагу! — раздалось в ответ. — Где ляжет твоя голова, князь, там и мы свои головы сложим…

Воротынский обнял своего товарища Ивана Шереметева, остающегося в крепости, и нарядного воеводу князя Ивана Коркодинова.

— Блюдите город, братья! Не силой нынче воюем, хитростью. Не ошибитесь, не дайте врагу ненароком разломать стены!

Большой полк бесшумным непрерывным потоком устремился к лесной чаще, находившейся в сотне шагов. Через полчаса у стен крепости не было видно ни одного человека. Ворота снова накрепко закрыли.

Пушкари и затинщики давно изготовили пушки и пищали. Главный зелейный мастер к каждой пушке принес по восемь больших кувшинов пороха. В шатре главного воеводы остался князь Шереметев. Через каждые полчаса дозорные сообщали ему о действиях врага.