Корсары Ивана Грозного - [117]

Думный дворянин тотчас выполнил повеление. Все, кто был поблизости от царевны со времени ее вступления во дворец, схвачены и брошены в застенок. Не зная, как быть дальше, Малюта отправился домой, поднялся в свою комнату и надолго задумался. Пытать людей бесполезно. Марфу Васильевну отравил лекарь Бомелий. Он, Малюта, сам приказал ему… Василий Собакин хвалился уничтожить опричнину руками своей дочери. Значит, он, Малюта, поступил правильно. Он защищал себя, свой дом, своих детей. Что делать? На этот раз сложилось неудачно. Марфа Собакина понравилась царю, он и не подумал остановиться на Евдокии Сабуровой, как предполагал Малюта. Возникло дело, в котором он, Малюта, не вместе с царем, а против него. Но теперь не поправишь, назад не вернешь. Понемногу он привел мысли в порядок. «Кто еще может быть заинтересован в смерти Марфы?» — спрашивал он себя. Кто-нибудь из родственников покойной царицы Анастасии? Начать с боярыни Шереметевой. У него на допросе она все скажет. Скажет, что подсыпала яд, оговорит кого угодно… Скуратов тяжко вздохнул. Времена пошли другие, оступиться легко. Он понимал, что вера царя в опричнину поколебалась. Нужно ли было искать вину Афанасия Вяземского? Или старика Алексея Басманова? Они были твердыми людьми, и царь им верил. С ними считались и земские. «Я думал, что устраню своих соперников и мне будет вольготнее одному при царе», — признался он себе. Но теперь Малюта видел, что события поворачивались не так, как хотелось. Вокруг царя появились люди, враждебные опричнине.

«А если найти новых друзей в лагере противников, в земщине? — Малюта грустно усмехнулся. — Вряд ли. Буду там искать, потеряю последних у своих. Нет, остался один верный путь: снова убедить царя, что он окружен изменниками, что без опричнины, без верного Гриши ему не прожить и одного дня, придумать что-нибудь страшное…

Марфа — царская невеста. Раз ее отец хвалился расправиться с опричниной, значит, он на что-то надеялся. Моя палка о двух концах: одним я бью врагов опричнины, другим пугаю царя. Раз измена заползла в Александрову слободу и во дворце отравляют невесту царя, значит, враг силен и опричнина государю нужна. Должна быть нужна!»

Поздно вечером Скуратов плотно поужинал, снял со стены тюремные ключи и подвесил их к поясу. Накинув на плечи плащ, подбитый мехом, взяв в руки слюдяной фонарь, он отправился в пытошную. Царь, хоть и грозился, не пришел.

На следующий день царь Иван посетил больную невесту.

— Полакомься, Марфенька, в нашем саду выросло. — Он протянул ей большое красное яблоко.

— Спасибо, великий государь.

— Скоро свадьба, голубушка, царицей станешь, веселей смотри, — старался он ее подбодрить.

— На сердце тяжело, великий государь, и тело ломит.

Царь прикоснулся к побледневшей щеке Марфы сухими холодными пальцами.

— Не лечит разве Бомелий?

— Лечит, великий государь. Однако здоровья только чуть прибавляется. Но ты спасешь меня?

— Выздоровеешь… А что, разве плох лекарь?

— Нет, он старается… — Девушка не хотела обижать немца.

Царь поцеловал в лоб невесту и, мягко ступая по толстому ковру, вышел из опочивальни. У дверей слуги с трепетом ждали его.

— Развеселить царевну — не то всех на конюшню. Запорю! — Царь Иван хмуро посмотрел на дрожавших от страха женщин.

— Сделаем, великий государь, — ответила старшая верховая боярыня83. — Постараемся, батюшка.

Царь кивнул головой.

— Не крепка царевна к твоей государевой радости, — осмелела боярыня. — Ох, как не крепка!

— Старая ворона! — рассвирепел царь и ударил ее вдоль спины посохом. — Будешь каркать, плетей отведаешь!

Боярыня всхлипнула и повалилась на пол…

Между тем в Александровой слободе готовились к свадьбе.

Царь Иван вызвал из Москвы митрополита Кирилла.

— Святой отче, — сказал он, получив благословение, — я мыслю с Марфой Собакиной повенчаться. Люблю бога и верю ему. Буду его молить, чтобы исцелил царицу, мою жену. Может быть, и спасу ее тако.

Царь думал, что простую девицу Марфу бог может и обойти своей милостью, а царица, жена великого государя всея Руси, будет под его особым покровительством.

— И ты, святой отче-господине, молись за Марфу.

— Буду, — покорно ответил митрополит. — Велика милость божья.

Последние дни царь часто задумывался об одном и том же. «Мою невесту Марфу отравили в опричном дворце. Вход в Слободу только по особой моей милости. Можно ли верить ближним слугам — опричникам. От домашнего вора, говорят, не убережешься… Пустили же они Девлет-Гирея к Москве и мечей не зазубрили. Царь должен быть прозорлив, а я? Кто же отравил Марфу, кому нужна ее смерть? Вряд ли московскому боярству страшен ее отец Большой Собакин. Он пришел в закоснение и отчину свою потерял за бедностью. И родни мало. Нет, боярам его страшиться нечего. И смерть Марфы боярам не надобна. Но кто же тогда ее отравил? — еще раз спросил он себя. — Зачем понапрасну ломать голову, Гришка найдет, кто. А уж тогда позабавимся».

Глаза царя сверкнули из темных провалов.

…28 октября 1571 года была назначена свадьба.

Приближалась зима. Деревья давно стояли голые. По ночам легкий морозец покрывал лужи на дворе тонкой корочкой льда.