Корсары глубин - [20]

.

Это было то описание, которое дал Швигер вскоре после самого события.

К рассказу Валентинера я могу добавить только утверждение о том, что он существенно сходится с другими рассказами о потоплении «Лузитании» — рассказами, слышаными от Швигера и его офицеров. В различных изложениях встречается очень мало расхождений.

Не внесено никакой ясности в предположение о том, что столь быстрая гибель «Лузитании» была связана с детонацией боевых взрывчатых веществ, находившихся у нее на борту. Это предположение получило всеобщее признание в Германии. Если это было и так, то подобный взрыв все-таки не давал достаточного объяснения быстроте гибели этого огромного судна.

Существовала еще одна теория о том, что большая скорость, с которой шла «Лузитания», вызвала нарушение водонепроницаемости отсеков корабля после полученного попадения торпедой. Согласию этой теории давление воды было достаточным, чтобы ломать отсек за отсеком, пока не заполнится весь корабль. Вопрос о том, являлась ли «Лузитания» вооруженным вспомогательным крейсером, несшим на себе боезапас, или нет, был тщательно исследован федеральными властями Соединенных Штатов Америки. В результате в августе 1918 года судья Юлиус Майер вынес свое решение, в котором заявил:

«Имеются абсолютные доказательства, что «Лузитания» никогда не была вооружена и не несла на себе никаких признаков взрывчатых веществ»[21].

По возвращении в Вильгельмсгафен Швигер получил со всех сторон поздравления по случаю потопления им гигантского лайнера. Он предполагал, а его сотоварищи были согласны с ним что, несмотря на несомненное наличие человеческих жертв они не были велики, потому что корабль достаточно долго оставался на плаву. Швигер видел, что корабль быстро тонул, но не предполагал, что он погрузится так быстро, как это было на самом деле.

Только прочтя иностранные газеты, он понял размеры той катастрофы, которую вызвал. Затем он получил выговор от кайзера осудившего потопление лайнера[22]. Другие офицеры-подводники были этим горько обижены.

«Швигер просто выполнял данные ему приказы. Ему было приказано топить любой корабль, который он мог найти в блокадной зоне. Он увидел большой пароход и торпедировал его. Любой офицер с лодки «U» сделал бы то же самое, если бы был на его месте». Так говорили они все и считали, что если кого нибудь и нужно было порицать, то это только морское командование, отдавшее приказ, на основании которого действовал Швигер.

Более тщательное изучение вопроса ясно показывает, что командиры германских лодок неправы в своем заключении. Обычаи и нравы цивилизованных наций уже давно установили общепризнанный неписанный закон. Этот закон говорит, что во время войны враждующие имеют право захватывать неприятельских купцов. Закон пошел дальше и признал за воюющими право топить их призы, но только после предупреждения об этом корабля и разрешения всем находящимся на борту уйти в спасательных шлюпках. Ясно, что немцы не придерживались этого закона при потоплении «Лузитании». Отсюда какое же может быть оправдание подобному поступку?

Из собственного вахтенного журнала Швигера ясно, что он не дал предупреждения и не побеспокоился выяснить, какой корабль проходил перед ним. Он обнаружил это, вернее его подчиненный обнаружил за него, когда уже было слишком поздно. Потопив большой пассажирский лайнер, Швигер только наблюдал, как тот начал переворачиваться, затем отдал приказание погружаться и направился обратно в Германию, не приняв никаких мер к спасению женщин и детей.

Рассказал Центнер мне и о последнем крейсерстве «U-20».

Мы вышли из дока в пятницу 13 октября 1915 года. Пятница, да еще 13 — это обещало несчастье[23]. Но ничего не случилось до тех пор, пока на обратном походе у берегов Норвегии мы не встретили лодку «U-30». Она терпела бедствие. Оба ее дизеля сломались, и она давала только три узла. Мы решили остаться с «U-30» и быть около нее.

«U-30» постоянно попадала в передряги. Почти два года тому назад, когда наш подводный флот вышел в один из своих первых походов «U-30» затонула в Эмденской гавани на 120 футах глубины со всем личным составом, за исключением трех человек. Через пару дней мы проходили мимо этого места. Перестукивание людей в затонувшем корпусе корабля только что прекратилось. Три месяца спустя лодка была поднята на поверхность. После этого случая «U-30» была капитально отремонтирована. Она оказалась достаточно стойким кораблем, но теперь, стремясь добраться обратно до гавани, поломала обе машины.

Наши лодки на следующий день шли в надводном положении вблизи датского побережья и в сильном тумане одновременно сели на мель. Компас давал неверные показания, и мы оказались слишком далеко к востоку от своего курса. Под влиянием ветра, течения и волны мы крепко сели на песчаный бар. Когда мы обнаружили, что одними только ходами не сможем сняться с мели, то приступили к выгрузке с лодки балласта. То же самое сделала и «U-30». Выбросив за борт около тридцати тонн груза, она сошла с мели и отошла на глубокую воду. Но наша лодка по-прежнему сидела крепко, и все усилия освободиться были бесполезны.