Коррозия характера - [15]

Моральный центр Рико, как мы это видели, состоял в его решительном утверждении собственной воли; для Смита спонтанный взрыв сочувствия превосходит волю, как бы сметает человека в область эмоций, неподвластных его контролю, как, например, при неожиданном отождествлении себя с общественными бедами. Взрывы сочувствия — это царство спонтанного времени — толкают нас за пределы наших обычных моральных границ. В сочувствии нет ничего предсказуемого или рутинного.

Адам Смит отличался от своих современников тем, что делал акцент на этической важности таких взрывов эмоций. Большинство его современников рассматривало человеческий характер в его этическом аспекте так, будто у него было мало общего со спонтанным чувством или даже с человеческой волей. Джефферсон в своем «Билле об установлении религиозной свободы» (1779) утверждал, что «мнения и убеждения людей зависят не от их собственной воли, а непроизвольно следуют той очевидности, которая представлена нашему собственному сознанию»[16]. Становление характера начинается с исполнения человеком своего долга. Как говорил Джеймс Мэдисон в 1785 году, следование диктату совести «является также неотчуждаемым, потому что это право, данное людям, и это долг по отношению к Создателю»[17]. Природа и Бог предлагают — человек подчиняется.

Адам Смит говорит на «языке характера», который, возможно, ближе именно нашему времени. Характер, как это представляется ему, формируется историей и ее непредсказуемыми поворотами. Однажды установленная, рутина не позволяет многого совершить в своей личностной истории, поэтому, чтобы развить свой характер, человек должен вырваться из рутины. Это общее положение Смит специфицирует: он восславляет характер торговцев, полагая, что они действуют соответственно и как бы сочувственно меняющимся требованиям момента. В то же время он высказывает сожаление по поводу состояния характера промышленных рабочих, впрягшихся в ярмо рутины. Торговец, по его мнению, более полно задействован как человеческое существо.

Нас не должно удивлять, что Маркс внимательно изучал Адама Смита, хотя едва ли он разделял его восхищение торговлей и торговцами. Будучи молодым человеком, Маркс восхищался, по меньшей мере, его общей теорией спонтанности, изложенной в «Теории моральных чувств». С годами, став более зрелым и трезвым аналитиком, он сконцентрировался на изображении Смитом всех зол рутины и разделения труда, при котором рабочий не контролирует работу, — эти положения являются сущностными составными частями Марксового анализа товарного времени, времени как товара. Маркс добавил к изображенной Смитом рутине на булавочной фабрике в качестве контраста такую, более старую, практику организации труда, как немецкая система «Тагверк» (Tagwerk), при которой работнику платили за рабочий день. При такой практике он мог приспосабливаться к условиям окружающей его среды, трудясь по-разному в дни, когда шел дождь и когда дни были ясными, или организуя свои задания с учетом поставок. В такой работе присутствовал ритм, потому что работник сам контролировал ситуацию[18]. В противоположность этому, как напишет позже историк-марксист Э. П. Томпсон, при современном капитализме те, кто занят на производстве, «испытывают разницу между своим рабочим временем и так называемым собственным временем»[19].

Опасения Адама Смита и Маркса по поводу рутинного времени транслировались в наш собственный век, воплотившись в феномен, который был назван «фордизмом». Это в «фордизме» мы можем с наибольшей полнотой документировать те мрачные предчувствия, которые были у Смита в отношении промышленного капитализма, что только еще начал развиваться в конце XVIII века, особенно в том месте, где этот будущий «фордизм» и сформировался.

Фабрику «Хайлэнд Парк», принадлежавшую «Форд Мотор Кампани» (Ford Motor Company), обычно рассматривали как лучшую иллюстрацию технологического разделения труда. Этот феномен имел место в 1910–1914 годах. Генри Форд в некоторых отношениях был гуманным работодателем: он платил рабочим хорошую заработную плату — по системе 5 долларов в день (что эквивалентно 120 долларам в день по курсу 1997 года) и включал их в план по разделу прибыли. Другое дело — технологические операции в цехах. Генри Форд полагал, что озабоченность качеством рабочей жизни — это «мечтания при луне»: 5 долларов в день — вполне приличное вознаграждение за скуку.

До того, как Форд создал эталонные фабрики наподобие «Хайлэнд Парк», автомобильная промышленность базировалась на мастерстве — высококвалифицированных рабочих, которые выполняли множество сложных операций, занимаясь, скажем, мотором или корпусом автомобиля в течение всего рабочего дня. Эти рабочие пользовались огромной степенью автономии, и автомобильная промышленность на самом деле представляла собой связку децентрализованных цехов. «Многие квалифицированные рабочие, — отмечает Стивен Мейер, — часто сами нанимали и увольняли своих собственных помощников, и платили последним определенную сумму из собственного кармана»[20]. Где-то около 1910 года режим труда работников булавочной фабрики проник и в автомобильную промышленность.