Коррида на Елисейских Полях - [2]

– Люси Понсо?

– Ах, ах! Одна пассия вытесняет другую, не так ли? Вы, конечно, в свое время тоже были влюблены в Люси Понсо. Как, впрочем, почти все остальные.

– Люси Понсо? А я думал, что она умерла.

– Ничуть. После долгого периода забвения – почти 15 лет ни одного контракта – она выныривает на поверхность. Молодой Жак Дорли – идеалист. Он вбил себе в голову, что сможет дать ей последний шанс. И как будто она его не разочаровала. Как говорят эксперты, ее возвращение обещает сенсацию.

– Мне кажется, она уже не первой молодости?

– Не совсем так, она еще способна заткнуть за пояс все подрастающее поколение... Ладно, я должен уходить... (Он встал.) Оставляю вас с вашими сердечными огорчениями.

– Кончайте, надоело!

– Послушайте, Нестор Бюрма, а что если вы составите мне компанию сегодня вечером и пойдете со мной на презентацию фильма "Глухие угрозы" в кинотеатр "Франсуа I"? Я могу достать вам пригласительный билет. Таким образом, нам не придется назначать друг другу свидание, чтобы пойти напиться. Мы будем уже вместе.

– И потеряем меньше времени, – усмехнулся я в ответ. – Согласен, старина. В Каннах я заглотал Бог знает сколько километров кинопленки, но в памяти у меня ничего не осталось. Я чаще глядел на свою клиентку, чем на экран... Профессия обязывает... Сейчас хоть смогу спокойно посмотреть фильм. Итак, договорились. Что одевать?

– Ах, да. Желательно, вечерний костюм. Вам бы уже пора привыкнуть.

– Более или менее.

– До вечера.

* * *

...Шейла нажала на курок почти бессознательно... Человек рухнул... Шейла механически продолжала стрелять... Ее лицо выражало целую гамму противоречивых чувств... Теперь патетическое лицо Шейлы стало таять... Облачко дыма от продолжавшего греметь пистолета стало закрывать ее от глаз зрителя... Послышалось несколько тактов грустной музыки.

Слово "КОНЕЦ", родившееся в центре экрана, постепенно заполнило его целиком, и вспыхнувший в зале свет осветил изысканную публику, пришедшую в этот шикарный кинотеатр на презентацию фильма "Глухие угрозы". Раздались бурные аплодисменты, со всех сторон послышались возгласы восхищения, все встали, словно невидимый оркестр заиграл чей-нибудь национальный гимн. Я присоединился к массе. Хотя в зале работал кондиционер, жажда давала о себе знать, тем более что жесткий воротник несколько давил мне на глотку.

Красивая блондинка с великолепными плечами, чей профиль был мне смутно знаком, занимавшая соседнее кресло, вставая, уронила крошечную сумочку, лежавшую у нее на коленях. Прежде чем я успел сложиться вдвое и подобрать ее, она наклонилась с той же целью. И моя галантная предупредительность, задавленная в зародыше, была щедро вознаграждена. Ее асимметричное декольте, щедро открывавшее левую грудь и целомудренно скрывавшее правую, открыло головокружительные глубины, в которые погрузился мой взор. Золотой крестик на цепочке болтался между двумя соблазнительными холмами. Эстетическое зрелище длилось недолго, но я успел заметить, что та грудь, которую скрывали от восхищенных взоров, имела одну странную особенность. Красивая блондинка, подобрав свою сумочку, встала. Я сделал вид, что ничего не видел, и проложил себе путь в толпе до центрального прохода. В холле кинотеатра я стал переходить от группы к группе в поисках Марка Ковета, который в момент нашего прибытия был отделен от меня билетершей, рассаживавшей народ, исходя из своих стратегических соображений. Наконец я поймал его.

– Куда пойдем? – спросил я, поднимая локоть, как горнист, дающий сигнал атаки.

– "Камера-клуб" вас устроит?

– Согласен на "Камера-клуб".

Мы прошли по Елисейским полям, оживленным, как средь бела дня, сверкающим световой рекламой и освещенным витринами магазинов. Мы прошли между издательствами "Жур де Франс" и "Ле Фигаро", свернули под деревья проспекта Матиньон, где в особняке располагался "Камера-клуб" – место полуночных встреч всех избранных мира кино. Помещение клуба тонуло в роскоши: огромные, как озера, зеркала на стенах везде, где только возможно, позолота, повсюду шелк и бархат. И даже под пыткой швейцар никогда бы не признался, что он родом из Бельвиля[3]. А между тем, это был самый обычный холуй, как и все прочие, но те не щеголяли в униформе. В зале ресторана все столики, покрытые узорчатыми скатертями, уставленные серебром и хрусталем, были заняты. Вокруг сновали официанты во фраках. Мы вошли в бар, где кишело тараторящее человечество. Марк Ковет нашел свободный табурет, но почти тотчас же бросил меня одного, поскольку ему надо было кого-то срочно повидать. Я взобрался на сиденье, вытащил трубку, набил ее и заказал выпивку. Потом расстегнул воротник, который сдавливал мне шею, и принялся размышлять о тайком увиденной груди. Вокруг меня шло бурное обсуждение «Глухих угроз». Кто-то оглушительно провозгласил, что это было сен-са-ци-он-но. Этот тип, отделяя слог от слога, выдавал слово по частям, как колбасу.

– ...Полностью разделяю ваше мнение. Этот язык просто первоклассен.

– Да, большое искусство. Если бы этот фильм был представлен на фестивале, он сорвал бы все премии.

– Подождите еще "Хлеб, брошенный птицам", – охладил их пыл другой пророк. – Если бы он участвовал в конкурсе...