Корпус 38 - [66]

Малыш кивает.

— Но я никому ничего не сказал! Так я буду первым. И ты тоже никому ничего не говори, даже санитарам или твоим приятелям… Никто не подслушивает? — говорит Мюллер, театрально озираясь.

Малыш смеется.

— Помнишь, я называл этого человека Змеем с самого начала? Так вот, я узнал, что он сам себя называет большой анакондой. Анаконда — это самая большая змея в мире! Неплохо, да? Я узнал это, когда ездил в Страсбург. Видишь — у твоего отца безошибочный инстинкт.

Грегуар в кровати поднимает большой палец.

— Я должен снова просмотреть свое досье. Я предполагал, что мой Змей работал в парке аттракционов — потому и путешествовал. Я пришел к этому выводу, когда съездил порыбачить в Экосс… У тебя еще цела твоя рыба, которая пляшет, когда ее трогают?.. И я вспомнил про цирк змей в городе, который называется Жен. Это было в прошлом году. Совершенно случайно я тогда сделал снимок цифровым фотоаппаратом. Но когда я узнал, что Змей сам себя называет Анакондой, я решил проследить путь этого цирка. У меня был снимок, и я знал, как этот цирк называется. И представь себе, я проверил и узнал, что он был в Страсбурге в декабре 1989-го.

Он надеется увидеть восхищение во взгляде сына, который не сводит с него глаз.

— Я проследил маршрут этого укротителя змей и обнаружил много интересного. Исчезновение в Мюнхене в феврале 2002-го. А перед этим — три других в Милане в 1999-м. Две девушки и парень.

Ребенок снова сжимает его пальцы.

— Ты знаешь, я тебе все это рассказываю, чтобы ты тоже знал, как надо действовать. Я почти закончил свою книгу. Мне осталось несколько последних глав. Я начну преследование с завтрашнего дня. Хочу застать его на месте преступления. Он на Юге. Одна молодая женщина, которая работала в ночном кафе, исчезла, а потом на обочине нашли ее машину с пустым баком. Я знаю, что это он. Когда я буду уверен в своем успехе, предупрежу полицию, чтобы они его арестовали. И через месяц я стану богатым, ты вернешься домой, за тобой будет ухаживать сиделка.

Грегуар заснул. Франсуа Мюллер поднимается, пересекает комнату и открывает стенной шкаф. Из кармана спортивных брюк вынимает крафт-пакет и кладет на полку. Бесшумно выходит из комнаты. В коридоре разыскивает медсестру и предупреждает ее, что сын уснул.

«Смерть меня не освободит». Стоп. Взгляд Сюзанны встречается со взглядом Стейнера, потом перескакивает на самовар, на фотографию Рембо, сделанную Каржа, или на пару боксерских перчаток. «Иногда ваши лекарства мне помогают». Стоп. Полицейский постоянно останавливает запись, возвращается назад, снова воспроизводит фразу. Взгляд скользит по вырезкам из газет, пришпиленным к стене. «Великий путешественник… Вина Евы. И змея… Завлечь праздником… Череда погубленных душ…» Стоп. Цель в виде силуэта превратилась в сито.

— Великий путешественник. Это могло бы ограничить расследование определенными профессиями — например, коммивояжера или водителя. Но при этом расширяется площадь действия. И, как следствие, потенциальное число жертв… Это объясняет «двигаться, чтобы не умереть». Чтобы не возбудить подозрения — если чересчур много жертв на определенной территории. Даже без точных данных о личности портрет вырисовывается.

Локти на столе, ладони сложены, пальцы касаются кончика носа, еще не зажившего, взгляд устремлен вперед. Стейнер говорит так, будто он один. Кажется, он не ждет от Сюзанны реакции.

— Существует другое объяснение выбора псевдонима Анаконда. Библия. Толкование психопата. Данте, во всяком случае, ее читал. Его мать нам сказала. Тогда откуда эта ерунда? От Данте? Или от анаконды? Доктор, мне надоели ваши психи.

— Мои психи?

Он не отвечает, продолжает свои рассуждения:

— Великий путешественник, который жаждет женщин, потому что первая среди них увлекла свое потомство за собой в ад, где он живет сегодня. На самом деле, если я правильно запомнил урок, — говорит он, глядя на Сюзанну, — его мать заставила его жить в аду в детстве. И «столько Ев» может означать, что было уже много жертв… Что вы об этом скажете?

— Что вы быстро продвигаетесь.

— Затем одни загадки. Ноев ковчег. Зверинец? Странствующий зоопарк? Цирк? Совпадает с цирком, где он научился жонглировать. Сильвиан Боар говорила. «Праздник», привлекающий потенциальных жертв.

Она соглашается.

— Череда — с этим хуже.

Он закуривает.

— Вам не мешает дым? — спрашивает он, бросая спичку в пепельницу.

Она машинально улыбается. Такой ответ его устраивает.

— Я никогда не пробовал бросить. И без сомнения, никогда не буду пытаться. Прежде я занимался спортом. Теперь совсем не занимаюсь. Изнутри мои легкие, должно быть, похожи на угольную котельную. Наверное, это и заставит меня покинуть сей мир… Бурбона, доктор?

— С удовольствием.

Он берет бутылку и наполняет два стакана. Сюзанна наклоняется, чтобы взять свой, и салютует стаканом Стейнеру. Янтарная жидкость приводит ее в чувство.

— Со времен Иеронима Босха безумие — символ невыразимого знания, ощущения неминуемого конца человека.

— И что же?

— Это соответствует болезни вашего пациента. Того, что он увидел в компании с тем, другим, недостаточно, чтобы все объяснить. Он должен был видеть то, что символизирует конец света. Вы так не думаете?