Корпус 38 - [39]

— Видишь, я тоже умею жонглировать, — говорит он. Апельсин падает и катится по полу. — Конечно, не так хорошо, как он.

Ребенок смеется, и от смеха тело его подрагивает в простынях. Франсуа Мюллер подбирает фрукт с линолеума и кладет все три на тумбочку.

— Психиатр не захотела со мной говорить, и я поступил по-другому. В досье я увидел, что этого Данте, как он себя называет, при аресте обследовал врач. Я хочу побеседовать с этим врачом. Некий Льенар. Он намного больше склонен к сотрудничеству. Ну вот, поэтому послезавтра, — говорит он, снова садясь на стул, — я не смогу тебя навестить, потому что должен ехать, чтобы продолжить расследование. Понимаешь, надо ехать быстро, чтобы успеть раньше всех. Потому что если полиция наложит лапу на Змея раньше меня, моя история не произведет такого эффекта. Это будет большой прорыв, понимаешь? Если мне удастся вычислить его первым, это будет большой шаг в моей карьере… Знаешь, пожалуй, этот Змей — самый опасный среди всех, кем я занимался. Поэтому надо абсолютно точно вычислить его и арестовать. Ты ведь никому не скажешь, да? Это наша тайна. И если все пойдет как надо, может, удастся вернуть тебя домой. Потому что тогда я заработаю много денег. И мы больше не будем расставаться. И я стану каждый день рассказывать тебе истории, а ты будешь мне помогать в них разбираться. Ну как, нравится?

Грегуар сжимает его пальцы. Потом еще раз. Отец смотрит на него.

— Конечно, я буду осторожен. Ты ведь знаешь, я лучше всех. Чего, по-твоему, мне нужно достичь? Змей… Скоро я узнаю, кто он. А он меня не знает. Он даже не знает, что я существую. Понимаешь, я для него человек-невидимка. Поэтому беспокоиться не о чем.

Франсуа Мюллер встает и берет руки сына в свои. Малыш устал. Нажав на грушу, которая у Грегуара вместо кнопки вызова, Мюллер вызывает медсестру. Ждет ее и, заслышав ее шаги в коридоре, наклоняется над сыном и целует его в лоб.

— Единственное, что мешает подтвердить правоту этого психиатра, — говорит он слегка неуверенно, — я не обнаружил ни одного преступления, совершенного, пока этот Данте был в тюрьме или в больнице… Это ведь было бы лучшим способом его оправдать.

Но Грегуар уже закрыл глаза.

— Знаешь, — шепчет Мюллер сыну, пока тот засыпает. — Ты самое дорогое, что у меня есть.

Он сидит перед письменным столом, Жюльен справа и немного позади — Данте приходится повернуть голову, чтобы его увидеть. Он снова в небесно-голубой пижаме для новичков. Волосы всклокочены, левая кисть в повязке. Мышление и речь — как у человека, вынырнувшего из крепкого сна, причиной которого была большая доза транквилизаторов. Доктор Ломан столкнулась с новой задачей: вместо того чтобы восстанавливать его прошлое и искать причину его безумия, надо вытащить на поверхность самые свежие воспоминания. В этом парадокс: добившись успеха, подпишешь собственный приговор.

— Данте? Вы понимаете, где находитесь? Вы узнаете это место? Вы в ОТБ Анри-Колин…

Он озадаченно смотрит на нее.

— Держите, я вам кое-что принесла, — говорит она, вынимая из ящика футляр для ручек. — Это вы его сделали и мне дали. Вспоминаете? Смотрите. Я не забыла. И я его сохранила.

Данте протягивает руку к футляру. Мысленно Сюзанна вздыхает с облегчением. Она рассчитывала, что этот прием заставит Данте вернуться к действительности. Когда она спрашивала себя, как провести эту беседу, ее взгляд упал на его подарок.

— «Доктор Ломан», да, доктор Ломан, — удается произнести ему.

Потом выворачивает футляр, отклеивает искусственную кожу, что-то проверяет и возвращает футляр доктору, пальцем тыча в обнажившийся знак. Там следы клея, но Сюзанна различает черную спираль в глубине футляра. Сюзанна видит, что контакт установлен, но теперь нельзя ошибиться.

— Змея? — отваживается она почти умоляюще.

— Змей, доктор. Вы помните? Я, наверно, вас разочаровал… Вы думаете, я был не на высоте. Ваши надежды… Я опять плохо поступил, да?

Данте замолкает. Сюзанна чувствует, как стучит сердце. Она надеется, что он продолжит. Все к лучшему. Нельзя указывать ему путь. Он сам должен вспомнить о жертве в аквариуме. Тогда можно будет верить его заявлениям.

— Продолжайте.

— Но ведь она не умерла, доктор. Она смогла убежать. Ей повезло. И мне тоже. У Змея не было добычи. Не в этот раз, правда?

— Не в этот раз?

— Ну да, — говорит он — почти спрашивает, словно боится сказать глупость.

— А прежде, Данте? До этого раза? Змей не появлялся за несколько дней до этого раза? Вы об этом?

— Змей? Да, я думаю… — испуганно говорит он.

— Он приказал вам найти новую жертву? И исполнить ритуал?

Данте потеет, скребет повязку на руке, поворачивается к санитару. Опять смотрит на нее с мольбой во взгляде. Ерзает на стуле. Он не забыл, что нельзя вставать.

— Данте? — говорит она, стараясь изобразить уверенность.

— Я боюсь, доктор. Я не хочу об этом разговаривать, — плачет он.

Голос искажен из-за транквилизаторов; из-за рыданий его совсем трудно понять. Сюзанна смотрит на Жюльена и решается на последнюю попытку:

— А что вы делали, Данте, неделю после того, как бросили работу?

Он качает головой, обхватив ее руками. Сюзанна повторяет вопрос. Неслышные слова срываются с его губ. Сюзанна и Жюльен напрягают слух, окаменевшие, точно соляные статуи, готовы ловить малейший звук. Голос совсем сиплый.