Корпорация Деда Мороза - [39]
– Сказала… с дядей Сеней плохо, его везут в больницу.
Луиза на секунду замерла и тут же быстрым шагом кинулась к лестнице, ведущей на второй этаж, в квартиру. В гостиной схватила трубку стационарного телефона и набрала номер Маши, который та продиктовала во время первого разговора – и цифры моментально врезались в память. Память, к счастью, до сих пор работала, как в двадцать лет, еще ни разу не подводила.
Ничего не получилось. Не удалось спасти Арсения. Она одновременно испытывала страшную злость, что муж не прислушался к словам об опасности, и ужас оттого, что, возможно, больше никогда его не увидит. А гудки все шли и шли, так долго, будто целую вечность.
– Наконец-то! – раздался взволнованный голос Маши.
– Что с ним?
– Дядя без сознания, ему сделали какой-то укол. Едем в больницу, больше ничего не известно. Ты прилетишь?
– Конечно.
Луиза набрала справочную аэропорта, узнала, что ближайший рейс на Москву будет только в час ночи. Это хорошо. Как раз успеет добраться до города, придется вызывать такси, это быстрее, чем на поезде. Растерянно глядя по сторонам, никак не могла сообразить, что сделать в первую очередь. Собрать вещи? А какая сейчас погода в России? Может быть, и Сене надо что-то привезти? А ресторан? Впервые оставить на Марту? Ресторан… Владимир! Он ведь здесь!
Луиза бросилась обратно вниз, практически бегом спустилась по ступенькам и вышла в зал. За столиком у окна никого не было, а официантка как раз ставила на поднос нетронутую чашку чая.
– Катя! Катя! Где тот господин?
– Не знаю, – ответила девушка. – Я подумала, может быть, он в уборную вышел, и оставила чай. Но он так и не вернулся…
Глава 10
Диски лежали в обычном порядке: на нижней полке сказки, на верхней – рождественские фильмы. Включить «Реальную любовь»? Или «Снежную королеву»? Или любимые с детства «Двенадцать месяцев»? Влада знала наизусть каждую историю из своей коллекции, но могла пересматривать их снова и снова. Сказки успокаивали, убаюкивали и дарили блаженное состояние причастности к чему-то светлому и волшебному. Голова очищалась от ненужных мыслей, и можно было просто парить в пространстве, не думая, сбросив с плеч, словно тяжелую зимнюю одежду, все проблемы и дела. А последнюю неделю почти не удавалось подумать. Максим звонил каждый день, и они дважды встречались. Ходили на оперу в Большой и ужинали в милом грузинском ресторанчике, хозяин которого лично приветствовал гостей и сватал коронные блюда. С Максимом было легко и спокойно, каждая встреча, словно старинный вальс под звуки аккордеона – расслабляла и слегка пузырила кровь приятными эмоциями. Ни о чем не думалось, и ничего не загадывалось, они просто болтали, в основном про путешествия, и всерьез обсуждали возможность слетать в Доманью на открытие горнолыжного сезона. Макс ненавязчиво интересовался прошлой жизнью Влады, аккуратно расспрашивал про родителей, про детство, но в ответ так же с удовольствием говорил и о себе.
– Откуда такое имя – Влада? – однажды спросил он.
– Мама постаралась. Я сама долго пытала ее, почему именно Влада, так строго и, как мне казалось в детстве, неромантично. Лично я предпочла бы быть Настей или Лизой. Хотя, если бы мне рассказали какую-нибудь красивую историю… к примеру, что мой героический дед носил это имя и прославил его во время войны, то, наверное, воодушевилась бы. Но, увы. Мама так и не смогла выдать ничего внятного, пока однажды не призналась, что сама понятия не имеет, почему назвала так. Говорит, это было похоже на помутнение, смотрела на меня в колыбели и понимала, я – Влада. И никак иначе. Вот такая вот бредовая история.
– А полное имя как, Владлена?
– Нет, так и есть, Влада.
И в ответ Максим рассказал, что его самого назвали как раз в честь прадедушки академика, а младшего брата в честь итальянского актера. Родителям нравилась эта словесная приставка «в честь».
А после каждого свидания с Максом обязательно появлялся Андрей. И старинный вальс стихал, уступая место нервному и пульсирующему джазу, непредсказуемому и непонятному, но иногда пробирающему до костей. Самое интересное, что чаще всего джаз нервировал и раздражал, но вдруг в последний момент привораживал острой и прекрасной ноткой, и мелодию уже хотелось дослушать до конца. И Влада слушала.
Одним вечером они просто гоняли на мотоцикле, перекусывая хот-догами в придорожном ларьке и запивая невкусным растворимым кофе из пластикового стаканчика. А другим – Андрей устраивал пикник на той самой крыше, в своем «планетарии», сервировал стол хрустальной посудой и деликатесами из итальянского ресторана. Это выглядело как китчевая картина какого-нибудь «гения» современности: изысканные фужеры на тонких позолоченных ножках на фоне строительного мусора, разбросанного всего в нескольких метрах от нарядного стола.
– Ты влюблена хоть в кого-нибудь из них? – допытывалась Милка.
– Не знаю. Кажется, я просто устала, каждый вечер после работы свидание, уже хочется побыть наедине с собой. А то все это как-то непривычно.
Поэтому сегодня она решительно осталась дома. Даже для того, чтобы разобраться, кого из двоих хочется видеть больше, требовалась полная перезагрузка. «Реальная любовь», например. Или «Морозко».
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.