Корпорация цветов - [4]

На другой день после того, как Нинка щеголяла перед нами в бусах, мы отправились в поход за грибами. Конечно, в такое засушливое лето вряд ли можно найти что-то существеннее пары сыроежек, но в самом походе по лесу было столько удовольствия, что отказать себе в этом не было никакой возможности. Родители отпустили нас одних с условием, что мы не будем уходить дальше берёзовой рощи. Мы торжественно пообещали вернуться к обеду, хотя, по правде сказать, опасения наших родителей было совершенно излишне. Вокруг посёлка леса как такового не было, и куда бы вы не пошли, уже через пару сотен метров вы выходили к очередной улочке. Кстати, названий у улиц не было, почему-то вместо этого улицы были просто пронумерованы — первая, вторая, десятая. Мы жили на седьмой и воевали с ребятами, живущими на пятой. Вражда была давней, хотя откуда она взялась, никто не знал. Впрочем, мне, как мальчику, дружащему с девчонками (презрительный взгляд от такого же мальчишки и чуть позже завистливо-обиженный от подростка, который уже понимает, что к чему) обычно доставалось больше всех. Берёзовая роща была пограничной зоной между нашим посёлком и садовым товариществом "Электросталь", куда мы с отцом ездили за батарейками для радиоприёмника. Родителям почему-то казалось, что нам можно болтаться по всему посёлку, но вот нарушение границ приравнивалось к самому страшному проступку. Помнится, когда однажды мы с Лизой умудрились заблудиться, дошли до конца "Электростали" и столкнулись нос к носу с Нинкиной бабушкой, над нашими головами пронеслась натуральная буря. Кажется, меня не выпускали из дома два дня, а у Лизы состоялся серьёзный разговор с отцом.

Как бы то ни было, в тот день мы были свободны как ветер, бегали наперегонки, размахивая корзинками, гонялись за трясогузками и обмахивались от комаров пучками длинных хвощей. Войдя под своды леса, мы, как обычно притихли, ощущая себя совсем маленькими рядом с деревьями-великанами. Первым чувство удивительного единения с природой покинуло Лизу, которая принялась страшным голосом рассказывать очередную историю про Альфонса Доде, который на этот раз оказался обычным квартирным жуликом. Только в старших классах я, наконец, ознакомился с творчеством Доде и прочитал "Тартарен из Тараскона". До этого я был свято уверен в том, что Альфонс Доде — плод воображения Лизы. Понятия не имею, откуда она взяла этого самого Доде, однако жуткий Альфонс Доде был главным действующим лицом большинства рассказов Лизы. Обычно Лиза начинала так "едем мы с папой на автобусе, и тут на остановке заходит он! Альфонс Доде!". Альфонс Доде в рассказах Лизы грабил ни в чем не повинного кондуктора, самолично обезвреживал подводную мину, прыгал с Исаакиевского собора и одной ногой мог победить целый милицейский взвод. Не могу точно сказать, был ли в действиях Лизиного Доде какой-то смысл, но то, что Доде был отрицательным персонажем, это мы знали точно. До сих пор при упоминании имени французского драматурга я невольно вздрагиваю, всем телом ощущая почти тот же ужас, который всегда испытывал в детстве, слушая очередной рассказ из жизни ужасного Альфонса Доде.

Итак, Лиза сочиняла на ходу, я со страхом слушал, а Нинка не обращала на нас ни малейшего внимания, высматривая, не мелькнет ли в траве маслянистая шляпка гриба. Жемчужное ожерелье болталось у неё на шее, и я всё никак не мог понять, как же Нинка объяснила его появление своим родителям. Но вскоре я и думать забыл о бусах, потому как вдруг увидел под деревом крепкий подосиновик, а рядом с ним целую россыпь лисичек. Я издал ликующий вопль и бросился собирать лесное богатство. Нинка с Лизой смотрели на меня с плохо скрываемой завистью, за тот месяц, что мы провели на даче, им не удалось найти ни одного гриба. Я же умудрялся находить грибы везде, где только проходил, для этого мне не надо было раздвигать траву и шуровать палкой в кустах. Я мог даже не смотреть под ноги, просто в какой-то момент я бросал взгляд на поросшую мохом кочку и видел грибы. Моя мать называла это "особым нюхом", а отец гордо говорил соседям, что у него растёт настоящий грибник. Учитывая, что моя мама в лесу не находила даже мухоморы, а папа не отличал подосиновик от бледной поганки, полагаю, что этот самый "нюх" не передаётся по наследству. Да, и я до сих пор уверен, что никого нельзя научить искать грибы. Это или есть, или нет. Когда мы ходим за грибами с моей дочерью, она всегда обижается, почему у меня всегда набрана корзинка с верхом. Почему-то она не видит грибов, даже если те растут прямо у неё под ногами.

А в тот раз с грибами повезло не только мне. Не прошло и пяти минут, как Нинка заорала, что обнаружила в зарослях папоротника целую россыпь горькушек. В этом нельзя отказать моей дорогой подруге детства, забавной девчушке с гривой темных волос, что бы хорошего не попало к ней в руки, она в первую очередь спешила поделиться этим с друзьями. Когда я вспоминаю, как порой я таился от моих товарищей, набив карманы каким-нибудь печеньем, привезённым отцом из города, мои щёки заливает краска. Но я ничего не могу с собой поделать, я всегда был и остаюсь единоличником. Даже когда родилась моя дочь, я не отказался от своей детской привычки прятать всевозможные вкусные вещи. Когда я приносил ей, маленькой, конфету или слоёную булочку, в моём кармане непременно лежала такая же конфета. Почему так? Возможно, всё дело в том, что моя мать с самого детства внушала мне, что делиться с другими это нехорошо, что "так тебе сядут на шею" и что "своя рубашка ближе к телу". Когда я сам стал отцом, я постарался учесть её ошибки и сейчас с гордостью могу сказать, что моя дочь совершенно не похожа в этом смысле на меня. Она знает, что своя рубашка ближе, но всегда готова отдать её первому встречному. Она очень добрая, моя маленькая девочка. Добрая и озорная, совсем как Нинка, загорелая девчонка из моего детства.