Корпорация Богги - [82]

Заклятие правды под страхом уничтожения — это ясно и четко говорило о том, каковы будут последствия вранья. Самоубийство — точнее и не скажешь.

Амми вдохнул поглубже, выдохнул и наконец произнес:

— Ладно уж. Но только все-таки установи временное ограничение, хорошо? Я не против того, чтобы поклясться говорить тебе правду, только правду и ничего, кроме правды, ну и так далее, и тому подобное, но не навечно же! Я не выдержу такого испытания.

— Семьдесят два часа тебя устроят?

— Только и всего? — Идеальные серебряные бровки соединились на переносице. — В чем хитрость?

— Нет никакой хитрости. И мне не нужно, чтобы кто-то накладывал на меня заклятие правды для того, чтобы я тебе ответил. Через семьдесят два часа Эдвине больше никогда не понадобишься ни ты, ни Мишка Тум-Тум, ни какое бы то ни было еще устройство для шпионажа за мной и моей сестрой!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Над двориком под тентами рядом с Cafe du Monde клубились и разлетались во все стороны белые облачка. Прохожие обменивались нервными взглядами и принюхивались, рассуждая примерно так: так много дыма бывает только при пожаре масштаба голливудского блокбастера.

Потом прохожие принюхивались снова и скисали. Ничего не горело. Утренний ветерок доносил ароматы, исходящие исключительно от блюд со свеженькими, с пылу с жару, «подушечками» и океанов кофе с цикорием. Да и белые облака были не дымом, а сахарной пудрой.

Под тентом, за столиком, откуда был хорошо виден тротуар (в менее «облачную» погоду), Дов Богги сидел в самом эпицентре сахарного циклона. Он склонился к столу и подал сестре носовой платок.

— Если бы я знал, что ты так отреагируешь, я бы тебе позвонил, — сказал он. Его лицо, руки, волосы и одежда на груди — все было щедро присыпано сахарной пудрой. Пудра взлетела над ним, подобно приливной волне, как только он поведал сестре правду о «болезни» Эдвины, а Пиц ухитрилась воскликнуть «ЧТО?!!» прямо над блюдом с «подушечками», которое официантка только что водрузила на столик.

К несчастью, в этот момент официантка держала в другой руке поднос, уставленный тарелками с «подушечками», предназначенными для других гурманов. Неожиданный взрыв эмоций со стороны Пиц застал бедную женщину врасплох. Она в испуге вскрикнула и подбросила поднос. Когда поднос ударился об пол, сахарная пудра устремилась ввысь на манер грибовидного облака, какое возникает при взрыве атомной бомбы, и рассыпалась во все стороны. (Вот какова была причина предположений относительно пожара в Cafe du Monde, в то время как на самом деле вся беда была всего лишь в значительном скоплении «подушечек» в одном месте.)

— А ты думал, я как отреагирую? — жалобно проговорила Пиц, вытирая лицо носовым платком Дова. Ее тоже слегка припорошило сахарной пудрой, но, конечно, далеко не так щедро, как досталось ее брату. — Сначала ты появляешься у моего порога...

— У тебя здесь нет никакого порога.

— Ну хорошо, не у моего порога. На пороге моего гостиничного номера. Первым делом я подумала, что мама умерла и что ты решил рассказать мне об этом мягко, заботливо, с глазу на глаз.

— И это было бы очень любезно с моей стороны, — заметил Дов. — Даже если бы ты от меня ничего подобного не ожидала.

— Это почему я бы не ожидала? — с искренним недоумением спросила Пиц.

— Ну, понимаешь, мы ведь с тобой много лет не виделись. Я думал, это ты так хочешь, потому что тебе... скажем так, не слишком приятно мое общество. Как правило, если люди кого-то избегают, это означает, что они об этих людях не слишком высокого мнения.

— Дов, мы избегали друг друга. — Пиц потянулась к брату и погладила его руку. — Мы оба были жуткими упрямцами и тупицами. Я в конце концов поняла это. Я не слишком-то горжусь тем человеком, каким была. Хочешь знать, что я на самом деле думаю о тебе?

Дов едва заметно отстранился и спросил:

— А больно не будет?

— Я думаю, что ты больше чем способен на доброту.

Невелик оказался подарок, да дорог. Главное, это было сказано искренне.

«Вот и хорошо, — подумал Дов. — А то ведь если бы она начала сейчас соловьем заливаться передо мной, я бы ей ни капельки не поверил».

— Ты так думаешь?

— Конечно! Понимаешь, Дов, на самом деле я помню о нашем детстве намного больше, чем мне казалось. Я наконец решилась вспомнить об этом — и очень вовремя! Пока я моталась по стране, вышло так, что я на некоторые вещи стала смотреть иначе. Раньше я изо всех сил старалась забыть обо всем хорошем, что только было в тебе, потому что иначе я должна была бы признать, что в моих проблемах ты не виноват.

— Тот же случай. — Дов смущенно почесал макушку. Миниатюрное белое облачко взлетело вверх и легло на его плечи. — Хорошее дело — иметь соперника: всегда есть на кого свалить вину почти за все на свете.

Пиц согласно кивнула, провела кончиком пальца по краю кофейной чашки. К пальцу прилипли крошечные крупинки сахарной пудры.

— Когда мама только-только закрутила всю эту карусель, мне захотелось не позволить тебе захватить пост руководителя компании, потому что я думала, что мы с тобой — враги. Потом я уже не была так уверена в том, жажду ли я сама заполучить этот пост, но мне все равно не хотелось, чтобы он достался тебе. Мне казалось, что ты не догадываешься по-настоящему, что собой представляет «Э. Богги, Инк.». Мне даже и в голову не приходило попытаться разыскать тебя и своими глазами увидеть, права я насчет тебя или ошибаюсь.