Коровка, коровка, дай молочка - [43]

Воронин, вспомнив свою вчерашнюю выходку, смущённо посмотрел на Антонину Трофимовну.

— Городской парень, — прибавил шутливым тоном Морозов, — и не мог по-хорошему договориться с сельской девчонкой.

— Пока мы стояли у порога, ей двое назначили по телефону свидание. Куда уж мне там.

Морозов улыбнулся.

— На самом деле, — подтвердила Антонина Трофимовна.

— А его, конечно, это возмутило, — продолжал шутить Евгений Афанасьевич, кивнув на Воронина и прищурив хитровато-серые глаза. — Где ж такой праведник стерпит.

— Да не праведник я, — сказал Воронин, слегка покраснев, — но этот случай в посёлке. С детьми. Мне со стороны всё это показалось как-то… — и Юрий Александрович умолк, пожав плечами.

— М-да, — произнёс Евгений Афанасьевич, уже другим тоном. Сразу переменившись в лице, он облокотился на стол, обхватил широкими ладонями крупную плешивую голову и пригладил назад каштановые пышные по бокам волосы. — Посёлок, посёлок… Если не принять меры, верёвочка будет виться и дальше. — Морозов встал из-за стола и, пройдясь по просторному уютному кабинету, прибавил: — Пенсия, конечно, нужна, даже если эта несчастная женщина поправится и снова выйдет на работу. Дочери растут, их надо кормить, одевать, обувать…

— А если мать не сможет работать, — подхватил Воронин. — Что ж им опять по миру идти?

— Вот то-то и оно, — сказал Евгений Афанасьевич, усаживаясь и пододвигая к себе папку с документами, лежавшую посреди стола. Он прочитал заявление Галины Максимовны, ходатайство партийной и профсоюзной организации леспромхоза, полистал справки, закрыл дело и снова отодвинул на середину стола. — Так говорите, в этот раз даже Олейников не поскупился.

— Колхоз хорошо помог, — ответила Антонина Трофимовна. — Продуктов пока хватит, но Галину Максимовну страшно угнетает все это.

— Понятно. До любого доведись. — Морозов поднял телефонную трубку одного из трёх стоявших на краю стола аппаратов и попросил, чтобы соединили с секретарём райсовета.

— Когда заседание исполкома? — спросил Морозов и, зажав трубку между плечом и щекой, стал листать настольный календарь. Взял карандаш, сделал пометку. — На следующей неделе во вторник, говоришь? Включи в повестку дня вопрос о пенсии вдове механика леспромхоза. Да, Верхозиной. Кто у тебя там? А у меня целая делегация, — Евгений Афанасьевич, слушая секретаря, прикрыл ладонью микрофон и сказал вполголоса: — Приехал Дементьев по этому же вопросу.

— Председатель месткома, — сказала Антонина Трофимовна, оживившись. — Наш, из посёлка.

— Ну, поскольку без твоей и моей помощи дело не может двинуться с места, — сказал в трубку Морозов, — значит в законе по поводу пенсионного обеспечения в подобных случаях не всё ясно. Советоваться с юристами тут нечего. Народ взволнован, надо решать вопрос. Что же мы будем копаться в законах.

Антонина Трофимовна и Воронин переглянулись. Морозов положил трубку и сказал:

— Во вторник на следующей неделе вопрос решится. Много не обещаю. Рублей семьдесят-восемьдесят выделим из бюджета.

— В месяц, — уточнил Юрий Александрович.

— Ну не в год же, иначе что это будет за помощь, — сказал Евгений Афанасьевич и, пристально посмотрев на Воронина, продолжал: — То, что ты откликнулся всей душой на беду случайно подвернувшихся где-то там в пути незнакомых людей — это хорошо. Но заруби себе на носу: девяносто восемь процентов неудачников становятся неудачниками в жизни не потому, что они хуже по натуре, бездарнее или глупее других, — либо они болтуны, обсуждающе свои сокровенные мысли и всякую всячину с кем попало, либо крикуны, не умеющие держать себя в руках, — только и всего.

— Язык мой — враг мой, — сказала Антонина Трофимовна.

— Вот-вот, в самую точку, — поддакнул Морозов.

— Мы вам очень благодарны за все, — сказала Антонина Трофимовна, вставая с кресла.

— Благодарить меня не за что, — сказал Евгений Афанасьевич, поднимаясь из-за стола и пожимая на прощание руки. — Народ изъявил свою волю, и мы обязаны её выполнить.

Глава четвёртая

1

Галина Максимовна вошла в кабинет к терапевту. Виктор Ильич сидел за столом. В углу кабинета на процедурном столике работала медсестра Людмила Васильевна Тигунцева.

— Опять пришла лечиться, — сказала Галина Максимовна, направляясь к столу.

— Что случилось? — спросил врач.

— Вот. Не успела нога зажить, теперь — руки, — Галина Максимовна показала ему ладони. На ладонях, на пальцах — сплошные ссадины, мозоли.

— О-ё-ей! — Врач покачал головой. Подошла медсестра.

Виктор Ильич держал Галину Максимовну за руки.

— С вашими руками, — продолжал врач, — только на ферме трудиться… Никогда физически не работали?

— Ну как… Дома, по хозяйству.

— Дома, по хозяйству, — усмехнулся врач, отпуская Галину Максимовну. — Дома — вилочки, а на ферме — вилы. Разница большая. Разве можно такими нежными руками браться за вилы без рукавиц… Ну ладно. Сейчас Людмила Васильевна вам обработает все это, перевязку сделает. Мозольные лейкопластыри у нас есть? — спросил он медсестру.

— Есть штук пять ещё.

— Дайте их Галине Максимовне. Но это на будущее. Для профилактики. А сейчас мази и перевязки. — И бросайте ферму к чёртовой матери. Не для вас эта работа.