Короткий роман накануне дефолта - [28]

полулитра водки, – они ещё раз заказали триста грамм. Но разве это много за

три часа, да под хорошую и обильную еду? Аникин даже не забыл в кабинете

зонт, и официантке не пришлось удивлять прохожих узбекским одеянием.

Вечер, по их представлению, только начинался, и обоим хотелось

продолжения банкета. Ни один из них не был пьян, только приятная

расслабленность и лихая безбашенность наполняли их здоровые и молодые

организмы, и они, развалившись на заднем сидении купавинского

служебного «вольво» апельсинового цвета, велели подать их на Зубовский в

«Распутин».

Однако когда машина подъехала к Таганской площади, Купавин резко

изменил культурно-развлекательную программу.

- Стоп, Степаныч! – обратился он к водителю. – Сейчас катим в

«Манхэттен», - и пояснил для Аникина: - Я же совсем забыл, там сегодня

Серёжа Пенкин поёт.

- А на нас там занято? – спросил Аникин.

- Спокойно, пан султан! У нас везде всё схвачено! Если что, нам

организуют приставные стульчики!

Сева достал телефон и нажал кнопку автонабора.

- Алле! – сказал он совершенно серьёзным и трезвым голосом, энергично

растянув «а», спустя полминуты. – Говорят, у вас там, на полуострове

Манхэттен, сегодня Серж Пенкин поёт, это правда? О! Это прэлэстно! Мы

вот с приятелем проездом в Москве, из Тувы в Лондон добираемся, вечер

вдруг выдался свободный, очень хотели бы и повнимать, понимаешь, и

полицезреть. Соседи по юрте говорили, что очень, ну очень замечательно

поёт!

Трубка ответила, Сева озадаченно сморщился, и, выслушав что-то ещё, перебил её:

- Да нет, приятель, такого не бывает! Ну что ты мне рассказываешь!

Давай, я сейчас подъеду, и мы всё обсудим на месте.

Трубка опять что-то сказала. Сева улыбнулся и продолжил общение с

ней:

- Хорошо, давайте вашего старшего менеджера, что ж делать, - трубка

пискнула, и из неё отчётливо послышалась мелодия «Интернационала».

Ожидая, когда она снова заговорит на русском языке, Сева рассеянно

молчал. Наконец гимн воинственно настроенных пролетариев прервался, отставной майор наш встрепенулся и снова собрал морщины на лице, но не

надолго, потому что спустя несколько секунд завосклицал:

- Всё-всё-всё! Я согласен! Спасибо! Запишите на сэра Купавина!

Слова эти он произнёс, когда они уже поворачивали с Варварки на

Москворецкую, где на первом этаже всё той же гостиницы «Россия» и

располагался ночной клуб «Манхэттен», популярный в то время не только у

сексуальных меньшинств, как судачили позже, но и у расплодившегося в

Москве среднего класса.

На входе бритоголовое тело, втиснутое в чёрный костюм, деловито

обшарило приятелей с головы до ног рамкой (о фейсконтроле тогда ещё

понятия не имели). Не обнаружив ничего интересного для себя, оно

удовлетворённо кивнуло самим собой, и тут же откуда-то подскочил

элегантный гуттаперчевый блондин лет двадцати пяти и почти запел с

таинственным придыханием:

- Добрый вечер, господа! Я уже понял, это Вы только что звонили, а я

уже поджидаю Вас! Пройдёмте, мы подготовили для Вас самый уютный

отдельный столик в нашем заведении!

Мягкая лапа электрических басов,

сдавливающая грудь,

натуральные звуки

бом-

бар-

ди-

ровки,

лишающие напрочь слуха,

и десятки девичьих пупков,

мелькающих при резких вспышках

мёртвого света, –

вот что такое ночной клуб

для только что вошедшего в него.

Но пока посетитель добирается

до своего столика,

он постепенно привыкает к происходящему вокруг

и в конце пути

даже начинает различать

среди всей этой неестественности

отдельные слова и родинки на животах.

Великое дело – привычка!

Пространство, где располагались столики с горящими на них синеватым

пламенем газовыми свечами, было отгорожено от танцплощадки фальш-

стенкой, поэтому проблески светомузыки почти не нарушали царящего в нём

полумрака. И здесь, для того чтобы быть услышанным, говорить следовало

очень громко, но зато без перехода на крик и нагибаний к уху собеседника. В

зале этом сидела публика постарше.

От возникшего из темноты светящегося фартучка Купавин потребовал

тройной мартини с водкой, а Аникин вежливо осведомился относительно

одной «Кровавой Мэри». Пока заказ исполнялся, оба, как по команде, принялись осматривать столики, за которыми сидели женщины без мужчин.

Закончив сие занятие, друзья встретились разочарованными взглядами.

Рядом вновь замелькал фартучек-привидение, и на столе появились напитки.

- Придётся итить танцувать и пилясать, - сказал Сева и вынул трубочку

из своего бокала.

- А что делать! Чего не сделаешь ради любви! – ответил Аникин и тоже

убрал трубочку: - И на кой хрен, скажи мне, в московских ресторанах в

томатный сок с водкой вставляют трубочки? – а затем приподнял бокал: - Ну

что?! За любовь?!

- За вечную любовь! – приподнял свой коктейль Сева и, сделав

приличный глоток, с благородно ленивым вздохом произнёс: - Тогда надо до