Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - [3]

Какой милый мальчик! (А как насчет того, что он принимал их комплименты за чистую монету и ему явно не хватало родительского внимания? Да никак, ерунда!) Летом, когда семья навещала бедных родственников в ДР, он был особенно невыносим. Стоя перед домом своей абуэлы, бабушки, Крошки Инки, Оскар кричал проходившим мимо женщинам: «Ту ерес гуапа! Ту ерес гуапа! Ты красивая!» – пока некий адвентист седьмого дня не нажаловался абуэле и та не заткнула слюнявый рот этому комментатору хит-парада. Мучачо дель диабло! Чертов мальчишка! Тут тебе не кабак!

То был подлинно золотой век семилетнего Оскара, достигший апогея осенью, когда у парнишки одновременно появились две маленькие подружки и он пережил свою первую и единственную любовь втроем. С Марицей Чакон и Ольгой Поланко.

Марица дружила с Лолой. Длинные волосы, неприступный вид, прелестное личико – она могла бы сыграть Деху Торис в детстве, «марсианскую принцессу». Ольга, напротив, к друзьям семьи не принадлежала. Она жила в конце квартала, в доме, битком набитом пуэрториканцами, которые постоянно торчали на крыльце, распивая пиво, чем мать Оскара была крайне недовольна. (Зачем было тащиться сюда, гневно вопрошала она. Пиво можно и дома хлестать.) У Ольги водилось чуть ли не девяносто родственников, и всех звали Гектор, или Луис, или Ванда. А поскольку ее мать была уна мальдита боррача (как выражалась мать Оскара), проклятой пьянчужкой, от Ольги иногда дурно попахивало, за что сверстники и прозвали ее мисс Вонючка.

Вонючка или нет, но она была такой тихой, так легко соглашалась повалить себя на землю, чтобы побороться, а заодно питала вроде бы искренний интерес к фигуркам из «Звездного пути», и Оскару все это очень нравилось. Марица же была просто красивой, тут незачем искать каких-либо иных мотиваций, и вдобавок соседкой, и не иначе как в минуту гениального прозрения Оскар решил заняться обеими девочками сразу. Сперва он приврал, будто с ними хочет встречаться волшебник Шазам,[8] его любимейший герой из комиксов. Но стоило им согласиться, как он отбросил всякое притворство. Не Шазам хочет – сам Оскар.

В те куда более невинные времена максимальная близость между ними выглядела так: на автобусной остановке они держались за руки, стоя вплотную друг к другу, чтобы никто не видел, а на прощанье, прячась за кустами, Оскар торжественно целовал в щеку обеих по очереди, сначала Марицу, потом Ольгу. (Вы только посмотрите на этого маленького мачо, говорили подруги его матери. Ке омбре. Каков мужичок.)

Троица протянула в таком составе лишь одну незабываемую неделю. Однажды после уроков Марица зажала Оскара в укромном уголке за качелями и выдвинула ультиматум: либо она, либо я! Взяв Марицу за руку, Оскар со всей серьезностью и велеречивостью заверил ее в своей любви и напомнил о договоре – между ними троими все должно быть поровну. Но Марица уперлась. От трех старших сестер она уже знала все о том, что способно таиться под этим прекраснодушным поровну. Если ты ее не бросишь, ко мне больше не подходи! В Марице, девочке с шоколадной кожей и раскосыми глазами, уже бурлила энергия Огуна, покровителя воинов и охотников, и этой мощью она будет обрушиваться на людей всю свою жизнь. Вернувшись домой, Оскар бросился искать утешения в мультиках, нарисованных еще до пришествия корейских потогонных киномастерских, – «Подобные Гераклу» и «Космический призрак». Что с тобой? – спросила мать. Она собиралась на свою вторую работу, экзема на ее руках казалась прилипшим к коже мясным соусом. Когда Оскар прохныкал «девочки», мамаша де Леон едва не взорвалась. Ту та йорандо пор уна мучача? Ты распустил нюни из-за девчонки? Она поставила Оскара на ноги, дернув за ухо.

Мами, не надо, закричала его сестра, не надо!

Мать швырнула его на пол. Дале ун гайета-со, врежь ей как следует, посоветовала она, тяжело дыша, и вот увидишь, эта маленькая шлюшка тебя сразу зауважает.

Будь он другим дурачком, он бы задумался насчет «врезать». Да и рос он не совсем без отца, так что было кому показать пацану маскулинные приемы; просто в Оскаре напрочь отсутствовали воинственные наклонности. (В отличие от сестры; та дралась с мальчишками и отбивалась от целых стай черных девчонок, ненавидевших ее за тонкий нос и почти прямые волосы.) Боевой дух Оскара стремился к нулевой величине; даже Ольга, руки-спички, могла его пристукнуть, когда он, по ее мнению, говорил глупости. Так что агрессию и запугивание он отмел сразу и погрузился в размышления. Впрочем, думал он недолго. В конце концов, Марица была красивой, Ольга – нет; от Ольги порою воняло уборной, чего не скажешь о Марице. Марицу пускали в их дом, Ольга была не вхожа. (Пуэрториканка здесь, у нас? – фыркала мать. – Хамас! Никогда!) Логика лоха «да/нет», насекомые мыслят примерно по той же схеме. С Ольгой он порвал на следующий же день на игровой площадке, под наблюдением Марицы, и как же Ольга плакала! В обносках с чужого плеча, ботинках на четыре размера больше, чем надо, ее трясло, как ветошь на ветру! Сопли ручьями текли у нее из носа, и вообще!

Позже, когда и он, и Ольга превратились в непомерно толстых фриков, Оскара нет-нет да пронзало чувство вины: стоило ему завидеть Ольгу на улице – вот она шлепает вперевалку по тротуару или тупо смотрит прямо перед собой, дожидаясь автобуса, – он спешил проскочить мимо. До какой степени, спрашивал он себя, его тогдашняя «реальная крутость» поспособствовала нынешней тормознутости этой девушки. (Помнится, порывая с ней, он ничего не ощущал; даже слезы Ольги его не тронули. Что ты как маленькая, сказал он.)