Коронованный странник - [10]

"Холопы, скоты! - с ненавистью смотрел на лакеев Норов. - Истинно говорят: не существует для лакея героя, но ведь это происходит только потому, что они - лакеи, с холопскими душонками! Ах, был бы я на месте Александра, поплясали бы они у меня на конюшне, разложенные на лавке голыми задницами вверх!"

И он тотчас поймал себя на мысли: "Как, я мечтаю быть императором? Да нет, чушь какая! Я так и не думал, просто я лакеев ненавижу!"

И Норов, боясь сорваться и кинуться на слуг с кулаками, вновь пошел по коридорам дома, чтобы проверить караулы, заглянул в кордегардию, где отдыхали егеря, уже сменившиеся с постов, вновь пошел по комендантскому дому, скоро успокоившемуся, уснувшему. Теперь в столовой не было даже суетящихся лакеев, и стол был чист, накрыт дорогой парчовой скатертью, и лишь одна китайская ваза стояла на нем. Все было погружено в тишину, и лишь несколько свечей горели в бронзовых бра, выхватывая из темноты затейливый орнамент богатых рам, которые украшали картины, висевшие на стенах.

Вдруг Норову отчего-то захотелось посмотреть, что изображено на этих картинах, и он пошел вдоль стены. На него смотрели лица неведомых ему людей, перед ним открывались виды с руинами замков, столы, заваленные снедью - все оказалось не интересным ему, но какая-то сила все влекла и влекла его вперед, покуда он не остановился возле высокой филенчатой двери и сразу осознал - эта дверь вела в спальню Александра.

"А что, один ли спит император или с камердинами? - подумалось как бы невзначай Василию Сергеичу. - А что, если приоткрыть дверь да посмотреть?"

И его рука в нитяной перчатке, будто сама собой, потянулась к бронзовой ручке и осторожно надавали на нее. Без скрипа язычок запора освободил дверь и она бесшумно отворилась.

"Я - начальник караула и вправе следить за покоем во вверенном мне доме, - подумал, как бы утешая самого себя Норов, просовывая голову в проем между дверью и косяком. - Ничего не будет зазорного, если Александр Палыч увидит меня..."

В спальне царил полумрак. Только три свечи, вставленные в трехрогий шандал, стоящий на столике неподалеку от алькова с постелью императора, освещали комнату. Взгляд Норова приник к белой горке, возвышавшейся над неширокой кроватью. Зоркие глаза капитана видели, что "горка" то немного вырастает, то опадает вновь - понятно, что Александр крепко спал, дыша ровно, так что слышалось его довольно громкое сопение. Кроме него, в спальне никого не было, и Норов, отчего-то испугавших этого обстоятельства, осторожно прикрыл дверь.

Сердце стучали, а почему колотилось оно так бешено, Василий Сергеевич и сам бы не дал себе отчета.

"Вот, он там один, а если б с камердинером спал, все бы проще было. Спит, как самый обыкновенный человек. почти храпит - с презрением подумал он. - И, может быть, правы те холуи, что убирали со стола? Да, конечно, они правы, и я зря ругал их! Это для моих егерей, для всего российского народа, для всей Европы Александр - великий монарх, победитель Наполеона. Все трепещет перед ним, все покорно этому лысоватому человечку, волею судеб вознесенному на недосягаему высоту, а он - храпит, и под его кроватью ночной горшок. Ах, как правы слуги, смеявшиеся, когда этот властелин укладывался спать. Им-то виднее, потому что они ближе к нему. А разве я, к примеру, не мог бы стать императором? Я, прошедший от начала до конца всю страшную войну с Буонапарте? Не я ли заслужил ордена за храбрость? А с какой кстати этому бездарному царишке надели через плечо Андреевскую ленту? За что назвали Благословенным? Не благодаря ли мне? Да, конечно! Так, выходит, я не менее его заслуживаю, чтобы лежать в этой спальне, а завтра ездить по крепости, делать замечания, куда более дельные, чем сделал бы он, а потом смотреть на то, как маршируют передо мной полки! Да во всем этом я разбираюсь лучше, чем это ничтожество! Наполеон был во сто крат талантливее казненного Людовика, а я - этого тугоухого пустопляса, который был не способен даже оставить после себя наследника престола! Да, - я ношу в себе частицу Наполеона, и я должен стать диктатором, я, а не какой-нибудь там Пестель, тщеславный болтун, или Серж Муравьев. Кто решился на такое дело, тот и будет управлять страной, покуда народные представители не скажут, что делать дальше с делом управления Россией! Все, долгожданная минута наступает!

Он вновь решительно взялся за ручку двери и надавил её вниз, дверь отворилась, и, стараясь не скрипнуть сапогами, Норов, вытаскивая из кармана мундира пистолет, не отрывая взгляда от белой "горки", двинулся к алькову. А в голове, точно шестеренки хорошо отлаженных английских часов, крутились мысли, холодные и четкие: "Сейчас я разбужу его, велю одеться и под угрозой пистолета выведу из спальни. Мы пройдем мимо моих ребят, и они даже не заподозрят неладное. Потом я введу его в кордегардию, пошлю толкового унтера или сразу двух к Муравьеву-Апостолу и Бестужеву - пусть своих черниговцев и полтавцв поднимают, ведь они тут же все поймут, поймут, что я сотворил. Я же вначале запрусь в кордегардии, сделав Александра своим заложником. Если кто-то попытается взломать дверь, скажу, что убью императора. Потом мы переведем его в каземат и потребуем вначале подписать указ о введении конституции, а после и манифест об отречении. Вот так-то..."