Коронованная любовью - [9]

— О, ваше приданое! — сказал посол добродушно. — Но это ведь очень важно, чтобы вы выглядели еще красивее ради своего будущего мужа.

— Да-да, — сказала Хиона. — Вот почему мама с такой заботливостью выбирает мои туалеты.

Она придала своему голосу девичью восторженную радость, но, переведя взгляд с посла на капитана Дариуса, по мрачному, тревожному выражению его лица поняла, что он в ужасе — если это слово тут подходило, — что ей выпало стать супругой его короля.

И только вечером Хиона узнала, что ее мать не поедет с ней в Славонию.

— Вы не будете на моей свадьбе, мама? — вскричала она. — Но почему? Как я буду без вас?

— Я говорила об этом с британским послом, — ответила принцесса Луиза, — и, хотя ее величество с самого начала сказала, что, по ее мнению, мне незачем отправляться в такой дальний путь, я твердо намеревалась сопровождать тебя, но сэр Эдвард сказал мне, что это было бы ошибкой.

— Какие у него основания говорить так? — сердито воскликнула Хиона.

— Как ты знаешь, Славония лежит к югу от Албании и Сербии, а с другой стороны ее охватывает Македония. На границах, по словам его превосходительства, там всегда неспокойно. Тебя встретит большой эскорт, чтобы проводить до столицы, но возникнут всякие трудности, если тот же эскорт должен будет сопровождать до границы меня после окончания торжества.

Она увидела, что ее дочь этот довод не убедил, и продолжала!

— К тому же посол сказал, что ее величество предоставила военный корабль, чтобы он отвез тебя в Славонию, что очень милостиво с ее стороны, но она не хочет, чтобы он ждал в порту моего возвращения из столицы.

— Мама, по-моему, это мерзко! — воскликнула Хиона. — Я не хочу ехать без вас.

— Знаю, любовь моя, но ты будешь окружена заботами. Супруга сэра Эдварда леди Боуден будет сопровождать тебя, ну, и конечно, с тобой будет славонский посол.

— Но так же нельзя… я знаю, что не должна ехать одна… — сказала Хиона с тоской. — Я думала, что вы будете со мной, мама.

— Я ничего другого и не хотела бы, любовь моя, — сказала принцесса. — Я пыталась, но мне так и не удалось убедить их, что ты еще слишком молода, чтобы поехать туда одной.

Она была так удручена, что Хиона больше не стала ничего ей говорить. Но с Хлорис она дала волю своему гневу:

— Как все это отвратительно! У королевы нет права выбрасывать меня из Англии на военном корабле, в сущности, совершенно одну, чтобы я сама, без чьей-либо поддержки, осваивалась в незнакомой стране!

— Мне так грустно, милочка! — сказала Хлорке. — Я знаю, какой несчастной чувствовала бы себя на твоем месте. Но сэр Эдвард и леди Боуден англичане и, конечно, позаботятся о тебе.

— Еще бы! — сердито сказала Хиона. — Они ведь только о том и думают, как бы угодить королеве!

На этом она оборвала разговор, но ночью долго лежала без сна, думая о том, что в Славонии ей не к кому будет обратиться за помощью, если ей станет невыносимо тяжело.

Ее охватил ужас при мысли, что все, кого она знает и любит, будут отделены от нее сотнями и сотнями миль.

И ведь сама она там никому не нужна — важно лишь, что она англичанка и, как она сама сказала Хлорис, «завернута в Юнион Джек».

Дни пролетали пугающе быстро, и Хиона ловила себя на том, что почти ненавидит красивые платья, которые ее мать покупала на деньги королевы, и изысканнейшее, отделанное кружевами белье, которое разительно отличалось от всего, что ей приходилось носить до сих пор.

Какое значение имеет, как она будет выглядеть, если ее выдают за человека, которого она интересует только в качестве подпорки трона, довольно шаткого, насколько она могла понять, и с которым у нее не могло быть ничего общего?

Чем больше она разговаривала с капитаном Дариусом, тем больше убеждалась, что от нее скрывают истинную политическую ситуацию в Славонии.

Более того: после того как в первый же день славонский посол так неожиданно появился в гостиной, Хиона не сомневалась, что капитан Дариус не осмеливается говорить ей правду о чем бы то ни было.

Иногда казалось, что он вот-вот откровенно объяснит ей те загадки, в существовании которых она не сомневалась, но не имела к ним ключа.

Но в последний момент чувство долга, а может быть страх, брали верх, и он предпочитал молчать.

Она понимала, что он опасается подслушивания — часто, когда она задавала ему какой-нибудь вопрос о его родине, он косился на дверь, словно считал, что за ней притаился кто-то.

И в конце первой недели ей пришлось убедиться, что подозрения капитана Дариуса были не напрасны.

Во время урока какой-то легкий шум в комнате за гостиной заставил ее вскочить и распахнуть дверь.

За дверью стоял один из помощников славонского посла. Он быстро в явном замешательстве объяснил, что привез письмо ее матери, а так как дверь была открьгга, вошел, не позвонив.

Действительно, в хорошую погоду дверь иногда оставляли открытой, чтобы впустить в прихожую солнца, но Хиона помнила, что дверь, когда она входила в гостиную, была заперта.

Следовательно, он сам себя впустил в дом.

Она взяла письмо — приглашение ее матери и ей с Хлорис на банкет в славонском посольстве — и взглянула на подателя, ожидая, что он уйдет.