Коронованная любовью - [36]

Хионе очень хотелось остаться, но она знала, что он прав.

Ей пришлось столько вытерпеть от короля Фердинанда, она перенесла такой ужас и не спала всю ночь, страшась, что капитан Дариус не сумеет найти Невидимого и ее заставят выйти за короля, так что была совершенно измучена.

Она почувствовала, как на нее накатывают волны усталости, и с трудом открывала слипающиеся глаза.

Принц помог ей подняться по крутой тропе к пещерам, остановился перед той, где ждала Мизра, и сказал:

— Хиона, мне надо сказать вам что-то очень важное.

Она подняла глаза на его лицо, озаренное светом поднявшейся над горами луны.

— Я слушаю, — ответила она с некоторым страхом.

— Не бойтесь, — сказал он. — Просто вы были так смелы и благородны, что вышли за меня замуж прежде, чем мы успели узнать друг друга, прежде, чем могли бы стать друзьями. Вот почему я предлагаю, чтобы мы сначала удовольствовались дружбой, обрели душевную близость. И пока я не стану говорить вам о любви.

Хиона потупилась и покраснела.

— Вы очень молоды, — сказал он нежно, — и очень, очень красивы. Мне было бы так легко сказать вам все, что рвется у меня с языка, но я почему-то боюсь, что вы не поверите моим словам. А потому, моя маленькая принцесса, я буду ждать, чтобы настала сужденная минута, и верю, что мы оба поймем, когда она настанет, ведь между нами существует удивительная гармония.

Вновь он прижал ее руку к своим губам, и она не нашлась, что сказать.

Только на этот раз он повернул ее руку и поцеловал ладонь.

Ничего подобного она прежде не испытывала: прикосновение его теплых губ было точно удар молнии, пронзившей ее насквозь.

Но прежде чем она успела опомниться, он отпустил ее руку, проводил в пещеру и передал на попечение Мизры.

— Спокойной ночи, моя принцесса, — сказал он, прежде чем уйти. — Сладких снов, и да благословит тебя Бог. Сегодня ты спасла мою страну и направила ее на путь благоденствия и счастья…

И он вышел из пещеры, а Хионе так хотелось, чтобы он побыл с ней подольше!

Глава 7

Хиона проснулась, испытывая приятное волнение, и сразу вспомнила, что наступил важнейший день не только в жизни Миклоша, но и в ее собственной.

Но вспомнила она и про опасности. И под радостным возбуждением ощутила страх: что, если его убьют, когда победа уже так близка?

Она знала, что было бы глупо забыть про ярость, которая, конечно, охватила короля, едва он узнал про случившееся, и уж конечно, его политические советники, не говоря уж об австрийских и немецких офицерах, жаждут теперь одного — смерти Миклоша.

— Прошу тебя, Господи, спаси его! — молилась она про себя, пока Мизра помогала ей одеться.

И настолько предалась молитве, что, лишь когда ее туалет был почти завершен, вдруг заметила, что надела подвенечное платье, в каком была накануне, а голову ее венчает тиара, правда, не закрытая вуалью.

Она вопросительно посмотрела на Мизру, и камеристка сказала:

— Ваше высочество, так пожелал принц. Я приготовила другое платье, но это куда красивее.

К счастью, подвенечное платье не запачкалось и даже не измялось, так как было все расшито крохотными стразами, которые надежно выдержали даже превратности горной тропы.

Накануне ночью в свете факелов и в лунных лучах оно казалось сотканным из серебра.

Но теперь, когда она направилась в пещеру, где ее ждал Миклош, солнце одело ее золотым сиянием, и он глядел на нее как завороженный.

— Вы так прекрасны, — сказал он, — что кажетесь неземным созданием, но по вашим золотым одеждам я узнал в вас богиню Надежды, ведь вы дарили мне надежду с нашей первой встречи!

Хиона засмеялась, вспомнив, как они беседовали во мраке и как она, и не видя, воспринимала его всем своим существом.

— Невидимый, — сказала она негромко, — более не скрыт от глаз.

Он улыбнулся ей и помог спуститься по склону туда, где в долине ждали его люди.

Первое, что увидела Хиона, было ландо, очень похожее на то, в котором она ехала с королем Фердинандом, когда он встретил ее на вокзале.

Словно угадав ее мысли, Миклош сказал:

— Вы совершенно правы, я его украл! Или, вернее сказать, позаимствовал для этого случая.

Она снова засмеялась тому, как Миклош подшучивал над своей смелостью, и, опираясь на его руку, села в ландо, где тотчас заметила, что опущенный верх полон цветов.

Гирлянды из тех же цветов обвивали лошадиные шеи и козлы, на которых восседали кучер и лакеи.

Ее удивило, что упряжка состояла из двух лошадей, но едва они тронулись, ей стало ясно, что они поедут медленно, чтобы сторонники Миклоша — а их было множество — не отстали от них.

Правда, некоторые ехали на низкорослых лошадках, вроде той, на которой она накануне поднялась на плато. И у них был эскорт — четыре всадника справа и слева от ландо, одетых, как накануне Миклош, в солдатские славонские мундиры без знаков различия или эмблем.

По тому, как он переговаривался с ними, она поняла, что это его близкие друзья.

Было так рано, что солнце еще не начало пригревать, по долине веял легкий ветерок, и Хионе казалось, будто они пьют шампанское.

Бесспорно, все вокруг были в самом лучшем настроении, и, шагая так, чтобы не отставать от лошадей, они распевали песни, как не сомневалась Хиона, старинные, народные, знакомые им с младенчества.