Коронация - [9]

Пять часов солнце сквозь витражные окна и прямо через высокие открытые двери освещало эту разноцветную массу, эту смесь драгоценностей так, что глаза устали. Свет вспыхивал на эфесах шпаг и эполетах, проходил через сияющие шелка и атлас, дотрагивался до тиар и диадем, на мгновение падал на голову покрасневшего седого воина и ласкал плечи и лицо какой-нибудь прекрасной девушки.

Но во всём этом утреннем спектакле не было ничего более впечатляющего, чем молодая императрица, когда она впервые вошла в церковь и встала перед своим троном. Она была одета проще всех остальных женщин, и она была намного прекраснее всех остальных женщин. Её украшала единственная нитка жемчуга, её волосы, уложенные, как у русской девушки-крестьянки, двумя косами лежали на голых плечах — голых от бретелек, бантов, драгоценностей. Её серебристо-белая одежда была такой же простой, как у ребёнка, который собирается на первое причастие. Когда она ступила на помост, её щёки были покрыты румянцем, а в глазах были робость и меланхолия, которые делали её облик более близким. И рядом с тиарами, перьями и ожерельями придворных дам, окружавших её, она выглядела как Ифигения[23] перед жертвоприношением, а не как королева самой могущественной империи в мире перед коронованием.

Наверное, самая интересная часть церемонии началась, когда царь поменял полковничью форму и брюки, заправленные в сапоги, на великолепное одеяние императора. За ним последовала царица. Из крестьянской девушки она превратилась в королеву во всём королевском величии и с той красотой, которую королевы наших дней уже утеряли. Когда наступил момент этого преображения, дядя царя великий князь Владимир[24] и его младший брат Александр[25] сняли орденскую цепь с плеч царя. Но тут одна из звёзд упала, и это, казалось, вызвало суеверный страх у обоих. Затем они накинули на плечи царя императорскую мантию из золотой ткани с горностаевой накидкой. Мантия была длиной пятнадцать футов, её покрывали российские двуглавые орлы в драгоценных камнях. На неё повесили широкую, сделанную из бриллиантов орденскую цепь Святого Андрея, которая погрузилась в ложе из белоснежного меха. Она мерцала и мигала, когда император двинулся вперёд, чтобы принять корону из рук митрополита Санкт-Петербургского[26].

Корона была чудесна. Разделённая на две половины, символизировавшие запад и восток, она была целиком сделана из белых бриллиантов, увенчана огромным пылающим рубином, выше которого находился бриллиантовый крест. Царь поднял этот пылающий светом и пламенем шар над собой, опустил его на свою голову и взял в правую руку скипетр, а в левую — державу.

Когда царь сел на трон, царица повернулась и вопросительно посмотрела на него. Потом, в ответ на какой-то его знак, она встала, подошла к нему и, сжав голые руки перед собой, опустилась на колени у его ног. Он на миг приставил свою корону ко лбу царицы, затем снова надел её, а на голову царицы опустил бриллиантовую корону поменьше. Три фрейлины прикрепили корону длинными золотыми заколками. Царь смотрел на них с глубочайшим интересом. Когда они отступили, два великих князя[27] накинули на неё мантию, похожую на мантию царя, и повесили на её горностаевую накидку другую орденскую цепь. Она вернулась к своему трону из слоновой кости, а царь — к своему, бирюзовому. Высший момент начался и закончился. Коронованные Николай II и Александра Фёдоровна сели перед нациями всего мира.

Кто-то дал сигнал через открытую дверь. Дипломаты на трибунах снаружи встали, мужики у трибун опустились на колени, а полки молодых солдат-крестьян выстрелили в воздух. Церковные колокола понесли эту новость поверх голов коленопреклонённых масс, через стены Кремля, сто одна пушка перебросила её через реку, до самого высокого холма Москвы. Современные вестники добра и зла выстукиванием передали её в Одессу, в Константинополь, в Берлин, в Париж, на скалистый берег Пензанса[28]. Она нырнула в море и под водой поспешила к высокому, освещённому стеклянному зданию «Кэйбл Компани» на Бродвее. Она обошла весь мир, и когда молодой император ещё стоял под куполом маленькой церкви, ответные поздравления уже понеслись в Москву.

Очень интересной частью церемонии было последовавшее за этим принесение поздравлений принцами и принцессами. Это было интересно потому, что обычное положение вещей перевернулось. Царственные особы, которые на своих приёмах с улыбкой принимают любезные поклоны от людей более низкого происхождения, сейчас были вынуждены любезно кланяться, а люди более низкого происхождения были улыбающимися, придирчивыми зрителями.

И приятно было увидеть, что эти царственные особы были столь же неуклюжими и смущёнными, как молодой дебютант в гостиной Букингемского дворца. Гости должны были сделать вот что. Они должны были пересечь платформу, поцеловать щёку царя и руку царицы, а если поздравляла женщина, то она должна была повернуть щёку к царице, чтобы та её поцеловала. Ту же самую церемонию требовала и вдовствующая императрица. Звучит не сложно, но только шесть человек из тысячи делали всё, как следует. Каждый из них торопился пройти через это как можно скорее, и у каждого было такое спокойное лицо, которое выражало всё лучше, чем поздравления и улыбки.