Коронация 1930 года - [6]
Святые отцы снова ударились в танцы, и кто знает, сколько бы еще это могло продолжаться, если бы фотографы не затолкали танцующих, не засмущали и не оскорбили их религиозное чувство до такой степени, что они предпочли закончить священнодействие подальше от профанов, в стенах храма.
Затем наконец императора с императрицей проводили к экипажу, и измученная, но все еще взбрыкивающая время от времени упряжка увезла их на торжественный обед. {...}
Засим последовали шесть дней непрерывного празднества. В понедельник дипломатические миссии должны были отметиться на возложении венков в мавзолее Менелика и Заудиту. Мавзолей находится невдалеке от Гебби и представляет собой круглое, подведенное под купол здание, отдаленно напоминающее нечто византийское. Интерьер оформлен ретушированными и сильно увеличенными фотографическими портретами членов императорской семьи, дедушкиными часами из мореного дуба и несколькими разного фасона столиками, чьи ножки косо торчат из-под положенных углом расшитых полотняных скатертей; на столиках стоят конические серебряные вазы, полные незатейливо сработанных из проволоки и крашенной фуксином ваты сережек. Ступени ведут вниз, в склеп, где покоятся два мраморных саркофага. Лежит ли в каждом саркофаге соответствующее тело, да и вообще какое бы то ни было тело, - вопрос более чем спорный. Дата и место смерти Менелика суть дворцовая тайна, но принято считать, что он испустил дух года за два до того, как об этом сообщили народу; императрица же, вероятнее всего, похоронена в Дебра Лебанос {Самый почитаемый в Эфиопии монастырь, центр религиозной жизни всей христианской части страны.}, под горой. Все утро одна задругой добросовестно прибывали делегации великих держав, и даже профессор Y., не пожелавший отставать от прочих, явился с мрачной миной и букетом белых гвоздик.
Ближе к вечеру в американской миссии состоялось чаепитие, теплая, дружеская вечеринка, а итальянцы устроили бал с фейерверком, однако самый живой интерес привлек устроенный императором для своих соплеменников gebbur. Подобные пиршества являются неотъемлемой частью эфиопской жизни и составляют основу той едва ли не родственной по сути связи, которая существует здесь между простым народом и его повелителями, чей престиж в мирное время напрямую зависит от частоты и богатства gebbur. Еще несколько лет назад приглашение на gebbur было обязательным пунктом программы для каждого, кто приезжал в Абиссинию. Едва ли не всякая книга об этой стране содержит подробный, от первого лица отчет об особенностях национальных трапез, с описанием сидящих тесными рядами на корточках участников пира; рабов, разносящих свежие, дымящиеся четвертины туш только что зарезанных коров; манеры, коей каждый гость отрезает себе свой кусок; резкого, снизу вверх, движения кинжала, при помощи которого едок отсекает от сочащегося кровью куска и переправляет в рот очередную порцию мяса; плоских, круглых, как блюдо, местных хлебов из сыроватого теста; как отхлебываются из рогов немалыми глотками местные tedj и talla; мясников, которые чуть поодаль режут и разделывают быков; императора и присных его за высоким столом, передающих друг другу от обильно сдобренных специями и куда как более изысканных блюд. Таковы традиционные черты gebbur, и я не сомневаюсь, что и в данном случае традиция была соблюдена. По крайней мере, именно в этих словах его описывали журналисты, вдохновенно пересказавшие избранные места из Рея и Кингсфорда {Авторы популярных книг об Эфиопии.}. Верный Мистер Холл частным образом пообещал каждому из нас употребить все свое влияние, задействовать каналы и так далее, однако в результате никто на gebbur так и не попал, за исключением двух особо назойливых леди и - мы расценили это как недостойную эксплуатацию идеи расового превосходства - цветного корреспондента от синдиката негритянских газет.
Все, что мне удалось увидеть в тот вечер, - это последняя партия гостей, с трудом выбиравшаяся из ворот Гебби. Объевшиеся и упившиеся до полного отупения, они были совершенно счастливы. И как им было не позавидовать! Полицейские пытались хоть как-то направить и ускорить их движение, но зады были глухи к пинкам, а спины - к ударам тростью, и ничто не могло нарушить тихой радости. Верные приспешники сообща заталкивали своих вождей на мулов, и вожди сидели в седлах моргая и лучась улыбками; какой-то ветхий старик, усевшийся в седло задом наперед, неуверенно шарил по крупу в поисках узды; иные стояли обнявшись, молчаливой, колеблемой туда-сюда группой; другие, лишенные дружеской поддержки, блаженно катались в пыли. Я вспомнил о них ближе к ночи, когда сидел в гостиной итальянской миссии и принимал участие в мрачной дискуссии по вопросу об императорских капризах в распределении почестей и о том, что это, пожалуй, можно квалифицировать как легкое нарушение дипломатических приличий.
Но был еще парад всех возможных вооруженных сил, как регулярных, так и не очень, в самой гуще которого проследовала удивленная Айрин на такси и в окружении конного оркестра, игравшего на шестифутовых трубах и седельных барабанах из дерева и воловьей кожи. Когда проехал император, к аплодисментам добавился пронзительный, переливчатый свист.
В романной трилогии «Офицеры и джентльмены» («Меч почета», 1952–1961) английский писатель Ивлин Во, известный своей склонностью выносить убийственно-ироничные приговоры не только отдельным персонажам, но и целым сословиям, обращает беспощадный сатирический взгляд на красу и гордость Британии – ее армию. Прослеживая судьбу лейтенанта, а впоследствии капитана Гая Краучбека, проходящего службу в Королевском корпусе алебардщиков в годы Второй мировой войны, автор развенчивает державный миф о военных – «строителях империи».
Роман «Мерзкая плоть» — одна из самых сильных сатирических книг 30-х годов. Перед читателем проносится причудливая вереница ярко размалеванных масок, кружащихся в шутовском хороводе на карнавале торжествующей «мерзкой плоти». В этом «хороводе» участвуют крупные магнаты и мелкие репортеры, автогонщики, провинциальный священник и многие-многие другие.
Ироническая фантасмагория, сравнимая с произведениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но на чисто британском материале.Что вытворяет Ивлин Во в этом небольшом романе со штампами «колониальной прозы», прозы антивоенной и прозы «сельской» — описать невозможно, для этого цитировать бы пришлось всю книгу.Итак, произошла маленькая и смешная в общем-то ошибка: скромного корреспондента провинциальной газетки отправили вместо его однофамильца в некую охваченную войной африканскую страну освещать боевые действия.
Творчество классика английской литературы XX столетия Ивлина Во (1903-1966) хорошо известно в России. «Возвращение в Брайдсхед» (1945) — один из лучших романов писателя, знакомый читателям и по блестящей телевизионной экранизации.
ВО (WAUGH), Ивлин (1903-1966).Видный английский прозаик, один из крупнейших сатириков Великобритании. Родился в Лондоне, учился в Оксфордском университете и после недолгой карьеры учителя полностью переключился на литературную деятельность. В романе «Любовь среди руин» [Love Among the Ruins] (1953), главной мишенью сатирика становится фрустрация упорядоченного прозябания в «государстве всеобщего благоденствия».
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.